Никитин Иван Саввич

Ах, прости, святой угодник! Захватила злоба дух: Хвалят бурсу, хвалят вслух; Мирянин — попов

Ах! Признаюся, воля Ваша, Мне надоела эта «Чаша», И я б благую часть избрал,

Бывают светлые мгновенья: Мир ясный душу осенит; Огонь святого вдохновенья Неугасаемо горит. Оно печать

Эх, приятель, и ты, видно, горе видал, Коли плачешь от песни веселой! Нет, послушай-ка

Посвящается Н. В. Кукольнику Дай взгляну веселей: Дума не помога. Для меня ль, бобыля,

Доля бесталанная, Что жена сварливая, Не уморит с голода, Не накормит досыта. Дома —

Бегут часы, недели и года, И молодость, как легкий сон, проходит. Ничтожный плод страданий

Бедная молодость, дни невеселые, Дни невеселые, сердцу тяжелые! Глянешь назад — точно степь неоглядная,.

Ах, у радости быстрые крылья, Золотые да яркие перья! Прилетит — вся душа встрепенется,

Ах ты, бедность горемычная, Дома в горе терпеливая, К куску черствому привычная, В чужих

Недвижимый мрамор в пустыне глухой Лежал одиноко, обросший травой; Дожди в непогоду его обмывали

Когда Невы, окованной гранитом, Алмазный блеск я вижу в час ночной И весело по

Не знаешь ты тоски желаний, Прекрасен мир твоей весны, И светлы, чуждые страданий, Твои

Крестом высоким осененный, Вдали от сел и городов, Один стоишь ты, окруженный Густыми купами

Когда, мой друг, в часы одушевленья Далеких лет прекрасное значенье Предузнает восторженный твой ум,

Детство веселое, детские грезы… Только вас вспомнишь — улыбка и слезы… Голову няня в

Молись, дитя: сомненья камень Твоей груди не тяготит; Твоей молитвы чистый пламень Святой любовию

На языке чужом я начал объясняться, Устав от русской чепухи: Век просвещения!.. Чему тут

Мужичка-бедняка Господь бог наградил: Душу теплую дал И умом наделил. Да злодейка нужда, И

Посвящается Н. И. Второву Над твоей могилкой Солнышко сияет; В зелени сирени Птичка распевает.

И дождь и ветер. Ночь темна. В уснувшем доме тишина. Никто мне думать не

День и ночь с тобой жду встречи, Встречусь — голову теряю; Речь веду, но

Мне, видно, нет другой дороги — Одна лежит… иди вперед, Тащись, покуда служат ноги,

Впряжен в телегу конь косматый, Откормлен на диво овсом, И бляхи медные на нем

Да, сударь мой, нередко вот бывает! Отец на стол, а детки за дележ, И

Парень-извозчик в дороге продрог, Крепко продрог, тяжело занемог. В грязной избе он на печке

Жизнь к развязке печально идет, Сердце счастья и радостей просит, А годов невозвратный полет

Дождь и холод — нет погоды! Выйти некуда — хоть брось! Виды — сальные

Медленно движется время,- Веруй, надейся и жди… Зрей, наше юное племя! Путь твой широк

In meiner Brust da sitzt ein Weh, Das will die Brust zersprengea, Heine[1] Чужих

Чуть сошлись мы — друг друга узнали. Ваши речи мне в душу запали, Но,

Худа, ветха избушка И, как тюрьма, тесна; Слепая мать-старушка Как полотно бледна. Бедняжка потеряла

Кипит вода, ревет ручьем, На мельнице и стук и гром, Колеса-то в воде шумят,

Что счастье? — бред воображенья, Любовь — лишь чувственности дань; Власть — бремя или

Mein Freund1, от тоски изнываю, Не вижу покойного дня; И пищу и сон забываю:

Где вы, слуги добра? Выходите вперед, Подавайте пример, Поучайте народ!

Брожу ли я вдоль улиц шумных, Сижу ль один в моем угле — Не

Еще один потухший день Я равнодушно провожаю И молчаливой ночи тень, Как гостя скучного,

«Дедушка, дедушка! Вот я чудес-то когда насмотрелся! Песней наслушался всяких!., и вспомню, так сердце

Посвящается кн. Е. П. Долгорукой Одиноко вырастала Елка стройная в лесу,- Холод смолоду узнала,

Из библиотеки старинной Вам том разрозненный дарю; Я, признаюсь, морали чинной В сатире скучной

Пред образом лампадка догорает, Кидая тень на потолок… Как много дум, дум горьких, вызывает

Ехал из ярмарки ухарь-купец, Ухарь-купец, удалой молодец. Стал он на двор лошадей покормить, Вздумал

Не отравляй минут успокоенья Болезненным предчувствием утрат: Таинственно небес определенье, Но их закон ненарушимо

Меж ульев, к леску примыкая густому, Под тению гибких берез и ракит, Недавно покрытая

В глубокой мгле холодного забвенья Теряются народов поколенья, Законы их, междоусобный спор, И доблести,

Я вас не смею раздражать И повинуюсь молчаливо, И, хоть совсем не рад молчать,

Все благо и прекрасно на земле, Когда живет в своем определенье; Добро везде, добро

От темного леса далеко, На почве бесплодно-сухой, Дуб старый стоит одиноко, Как сторож пустыни

На лицо твое солнечный свет упадал, Ты со взором поникшим стояла; Крепко руку твою

Когда закат прощальными лучами Спокойных вод озолотит стекло, И ляжет тень ночная над полями,