Вероника Тушнова

Человек живет совсем немного — несколько десятков лет и зим, каждый шаг отмеривая строго

Бывало все: и счастье, и печали, и разговоры длинные вдвоем. Но мы о самом

Быть хорошим другом обещался, звезды мне дарил и города. И уехал, и не попрощался.

Бои ушли. Завесой плотной плывут туманы вслед врагам, и снега чистые полотна расстелены по

Биенье сердца моего, тепло доверчивого тела… Как мало взял ты из того, что я

Беззащитно сердце человека, если без любви… Любовь-река. Ты швырнул в сердцах булыжник в реку,

Без обещаний жизнь печальней дождливой ночи без огня. Так не жалей же обещаний, не

Глаз к сиянью такому ещё не привык… Зной густой, золотой и тягучий, как мёд…

А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер еще подует, и весну еще наколдует, и

А я с годами думаю все чаще, что краденое счастье — тоже счастье, как

А ты придёшь, когда темно, когда в стекло ударит вьюга, когда припомнишь, как давно,

А может быть, останусь жить? Как знать, как знать? И буду с радостью дружить?

Одна сижу на пригорке посреди весенних трясин. …Я люблю глаза твои горькие, как кора

Не опасаюсь впасть в сентиментальность, для нас с тобой такой угрозы нет. Нас выручает

Кто-то в проруби тонет. Пустынно, темно. Глубь чернеет опасно, бездонно. Кем ты станешь? На

Что-то мне недужится, что-то трудно дышится… В лугах цветет калужница, в реке ветла колышется,

Очертаниями туманными горы высятся над заливом… Любовался ли ты бакланами утром солнечным и счастливым?

Не охладела, нет, скрываю грусть. Не разлюбила,— просто прячу ревность. Не огорчайся, скоро я

Как счастье внезапное — оттепель эта. Весны дуновеньем земля обогрета. Еще не начало весны,

О, эти февральские вьюги, белёсый мятущийся мрак, стенанья и свист по округе, и —

Не о чем мне печалиться, откуда же слезы эти? Неужели сердце прощается со всем

Как мне по сердцу вьюги такие, посвист в поле, гуденье в трубе… Напоследок гуляет

Нынче детство мне явилось, приласкало на лету. Свежим снегом я умылась, постояла на ветру.

Не боюсь, что ты меня оставишь для какой-то женщины другой, а боюсь я, что

Как часто лежу я без сна в темноте, и всё представляются мне та светлая

Ну, пожалуйста, пожалуйста, в самолет меня возьми, на усталость мне пожалуйся, на плече моем

Наверно, это попросту усталость,— ничто ведь не проходит без следа. Как ни верти, а

И знаю всё, и ничего не знаю… И не пойму, чего же хочешь ты,

Ну что же, можешь покинуть, можешь со мной расстаться,— из моего богатства ничего другой

Напрочь путь ко мне отрезая, чтоб не видеть и не писать, ты еще пожалеешь,

И чего мы тревожимся, плачем и спорим, о любимых грустим до того, что невмочь.

Знакомый, ненавистный визг… Как он в ночи тягуч и режущ! И значит — снова

Нам не случалось ссориться Я старалась во всем потрафить. Тебе ни одной бессонницы Не

Хмурую землю стужа сковала, небо по солнцу затосковало. Утром темно, и в полдень темно,

Никогда мы не были так далеки, Но забыв обиды свои, Самым злым доказательствам вопреки

Нам двоим посвященная, очень краткая, очень долгая, не по-зимнему черная, ночь туманная, волглая, неспокойная,

Говоришь ты мне: Надоела грусть! Потерпи чуть-чуть, я назад вернусь. Хочешь ты любовь, Как

Ничего уже не объяснить, Что случилось- мы не знаем сами… И ещё пытаемся любить

Надо верными оставаться, до могилы любовь неся, надо вовремя расставаться, если верными быть нельзя.

Гонит ветер туч лохматых клочья, снова наступили холода. И опять мы расстаемся молча, так,

Ни в каких не в стихах, а взаправду, ноет сердце- лечи не лечи, даже

На рассветной поре туча спит на горе, залегла за хребтом ватным серым жгутом. На

Глаза твои хмурятся, горькие, мрачные, тянется, курится зелье табачное, слоятся волокна длинные, синие, смотрится

Нас дождь поливал трое суток. Три дня штурмовала гроза. От молний ежеминутных ломить начинало

Мы час назад не думали о смерти. Мы только что узнали: он убит. В

Где-то чавкает вязкая глина, и, как было во веки веков,— разговор журавлиного клина замирает

Нельзя за любовь — любое, Нельзя, чтобы то, что всем. за любовь платят любовью

Не о чем мне печалиться, откуда же слезы эти? Неужели сердце прощается со всем

Если б не было учителя, То и не было б, наверное, Ни поэта, ни

Небо желтой зарей окрашено, недалеко до темноты… Как тревожно, милый, как страшно, как боюсь

Морозный лес. В парадном одеянье деревья-мумии, деревья-изваянья… Я восхищаюсь этой красотой, глаз не свожу,