Аделаида Герцык
Как жить, когда восторги славы Зардели золотом старинным, И милостный, имущий державу Проснулся в
Какая радость снять оковы Сомнений, робости, забот! Вокруг — пустынно и сурово, — Кто
Он первый подал знак. Еще дразня, Томились мы надеждой и безвольем И уз не
Каждый день я душу в поле высылаю На простор широкий, в золотые дали, Ты
Когда-то любила и книги (блаженные годы и миги!), Они были ближе людей В сафьяновой,
Кто неутоленный Ищет, просит встречи? О как хорош мой вечер — Безымянный, бездонный вечер!
Кто первый обмолвился словом, Сказал: «Ты поэт»? Увел от пути земного Звездам вослед. Отравлен
Личины спали предо мной, В себе замкнулся пламень сжатый; И только стонет речь глашатай,
Лишь дать зарок последний, тайный И жить спокойно на виду. Что мне до горести
Слетайте, листья — огни осенние! ……………………. Вздымайте к небу свои моления, Венчайте гибель своей
Да лобзает он меня Лобзанием уст своих. Песнь песней Любовью ранена, моля пощады,- Переступила
«Что же, в тоске бескрайной Нашла ты разгадку чуду, Или по-прежнему тайна Нас окружает
Предчувствие вяч. Иванова Меня спросили: Зачем живу я? Какой-то клад Здесь стерегу я. Где
Мерцает осень лилово-мглистая И влажно льнет к земле родимой, Горит любовь непобедимо Янтарно-чистая. Осенний
Млеют сосны красные Под струей закатною, Благовест разносится Песней благодатною. Белая монашенка У окна
Мне блаженно мое незнание. Среди мудрых иду не спеша, И призывные их касания Отстраняет
Твоя судьба, твой тайный лик Зовут тебя в иные страны, Ни бездорожье, ни туманы
Моя осень с листьями пестрыми Завершит без меня свой круг. Уж не выйду за
Вере Мы на солнце смотрели с кургана Из-за сосен, что нас обступили, Км колонны
На лужайке, раскинув руки, Лежу. Блаженная лень. Догорают слова разлуки… Сегодня троицын день. Я
На моей могиле цветы не растут, Под моим окном соловьи не поют. И курган
(an frau rat und beitina) Я уж стара, и тебе не обидно, резвушка, Будет
Над миром тайна и в сердце тайна, А здесь — пустынный и мглистый сон.
Не смерть ли здесь прошла сновидением, Повеяв в душу осенней страдой, Сложив костер могильного
Не всегда будет имя все то же — Мне другое дадут потом. Полнозвучней, сильнее,
Не зажигай свечи в ночи, Она потушит Тот светлый блик, что как родник Объемлет
А душа поет, поет, Вопреки всему, в боевом дыму. Словно прах, стряхнет непосильный гнет
Ночью глухой, бессонною, Беззащитно молитвы лепеча, В жребий чужой влюбленная — Я сгораю, как
О, этот зал старинный в канашове! Встает картин забытых рой, И приближается былое Неслышной
О, не дай погаснуть Тому, что зажглось! Что зажглось — дыханьем Прожги насквозь! Среди
Там, где руды холмы Закрыли дали,— Давно сложили мы Свои печали. Нить путеводная Сорвалась
На появление «cоr ardens»[1] и «rоsаrium»[2] Одна любовь над пламенною схимой Могла воздвигнуть этот
Одной рукой глаза мои накрыл, Другую мне на сердце положил, Дрожащее, как пойманная птица,
«Он был молод и жил среди нас…» Памяти бориса шульги. Посвящ. Другу умершего, адриану
Он мне позволил не ведать тайное И жить не помня, не жалея, Сказал: пой
Посв. М.Н.А-д Она прошла с лицом потемнелым, Как будто спалил его зимний холод, Прошла,
Опять, я знаю, возникнут все те же Скудные, неумелые слова, Только звучать они будут
Посв. Е.г. Опять в тканях белых, жертвенных Беззвучно влачишь прекрасную грусть свою, Опять в
Мати, моя мати, Пречистая мати! Смерть тихогласная, Тихоокая смерть! Тяжко, тяжко нынче Твою волю