Уильям Шекспир

Недаром имя, данное мне, значит «Желание». Желанием томим, Молю тебя: возьми меня в придачу

Люблю, — но реже говорю об этом, Люблю нежней, — но не для многих

Нас разлучил апрель цветущий, бурный. Все оживил он веяньем своим. В ночи звезда тяжелая

Ты Музой, вдохновеньем был моим, Волшебной силой наполняя строки, И каждый, кто поэзией томим,

Полгоря в том, что ты владеешь ею, Но сознавать и видеть, что она Тобой

Не хвастай, время, властью надо мной. Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут

Мои глаза в тебя не влюблены, — Они твои пороки видят ясно. А сердце

Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство. По-женски ты красив, но чужд измене,

Иль ты ниспосылаешь утомленье — Глаз не могу сомкнуть порой ночной? Иль это тени,

Украдкою всплакни — себя не мучай, Услыша в звоне горестном церквей, Что мир худой

Оправдывать меня не принуждай Твою несправедливость и обман. Уж лучше силу силой побеждай, Но

Мы вянем быстро — так же, как растем. Растем в потомках, в новом урожае.

Скажи, что ты нашла во мне черту, Которой вызвана твоя измена. Ну, осуди меня

Лгут зеркала, — какой же я старик! Я молодость твою делю с тобою. Но

Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки

Мне показалось, что была зима, Когда тебя не видел я, мой друг. Какой мороз

Кто, злом владея, зла не причинит, Не пользуясь всей мощью этой власти, Кто двигает других,

Крылатый мальчик мой, несущий бремя Часов, что нам отсчитывают время, От убыли растешь ты,

В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда

Уж если Смерти яростной подвластны Гранит и бронза, суша и моря, То так же

О, как ты прав, судьбу мою браня, Виновницу дурных моих деяний, Богиню, осудившую меня

Что ж, буду жить, приемля как условье, Что ты верна. Хоть стала ты иной,

О, будь моя любовь — дитя удачи, Дочь времени, рожденная без прав, — Судьба

Каким мне кажется мой голос слабым, Когда тебе талантливый певец Сонетов расточает дифирамбы: Пристыженный,

Ты украшать умеешь свой позор. Но, как в саду незримый червячок На розах чертит

Неужто я, приняв любви венец, Как все монархи, лестью упоен? Одно из двух: мои

Твоих таблиц не надо мне. В мозгу — Верней, чем на пергаменте и воске,

Твой раб, ужели я не поспешу Исполнить каждое твое желанье? Я верно прихотям твоим

Не присягал моей ты Музе, знаю, У Муз чужих ища чужой любви, Случись, тебе

Не изменяйся, будь самим собой. Ты можешь быть собой, пока живешь. Когда же смерть

Смерть призываю я — невмоготу Мне видеть торжество неправой силы, Достоинство, что ввергли в

О, как любовь мой изменила глаз! Расходится с действительностью зренье. Или настолько разум мой

Сравню ли с летним днем твои черты? Но ты милей, умеренней и краше. Ломает

О дух любви, воспрянь! Пусть аппетит, Не притупляясь, вновь ко мне вернется: Ведь как

Как тот актер, который, оробев, Теряет нить давно знакомой роли, Как тот безумец, что,

Настанет день, когда мою Любовь Жестокой дланью Время зло раздавит, Часы за каплей каплю

Пылающую голову рассвет Приподымает с ложа своего, И все земное шлет ему привет, Лучистое

Кто знает те слова, что больше значат Правдивых слов, что ты есть только ты?

Прекрасный облик в зеркале ты видишь, И, если повторить не поспешишь Свои черты, природу

Тоска грызет меня — считаю мили. Когда ж конец несчастья моего? Разлука шепчет: «Далеко

Прекрасным не считался черный цвет, Когда на свете красоту ценили. Но, видно, изменился белый

Часы покажут быстроту минуты, А зеркало — утрату красоты: Пусть мыслей сокровенные маршруты Заполнят

Язычником меня ты не зови, Не называй кумиром божество. Пою я гимны, полные любви,

По воле Бога я — твой раб. И вот Его молю я, чтоб твоим

Когда-то я один к тебе взывал, И стих очарованье отличало: Ты был стиху началом

Когда в раздоре с миром и судьбой, Припомнив годы, полные невзгод, Тревожу я бесплодною

По совести скажи: кого ты любишь? Ты знаешь, любят многие тебя. Но так беспечно

Ты от меня не можешь ускользнуть. Моей ты будешь до последних дней. С любовью

Каким питьем из горьких слез Сирен Отравлен я, какой настойкой ада? То я страшусь,

Едва лишь ты, о музыка моя, Займешься музыкой, встревожив строй Ладов и струн искусною

Кто осуждает твой беспечный нрав, Кого пленяет юный твой успех. Но, прелестью проступки оправдав, Ты