Уильям Шекспир
Тебя порочат без твоей вины И от наветов никуда не скрыться, Ведь вороны поклепа
Ее глаза на звезды не похожи Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых
Как я могу усталость превозмочь, Когда лишен я благости покоя? Тревоги дня не облегчает
Другие две основы мирозданья — Огонь и воздух — более легки. Дыханье мысли и
Я вижу: Время не таит свирепость, Столетий гордость превращает в прах И рушит исподволь
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь Служить достойна правды образцом, Я верю, хоть
Должно быть, опасаясь вдовьих слез, Ты не связал себя ни с кем любовью. Но
Смежая веки, вижу я острей. Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд
Его лицо — как оттиск дней былых. В те дни краса цвела и увядала,
Неужто музе не хватает темы, Когда ты можешь столько подарить Чудесных дум, которые не
Как радует отца на склоне дней Наследников отвага молодая, Так. правдою и славою твоей
О, ветреная муза, отчего, Отвергнув правду в блеске красоты, Ты не рисуешь друга моего,
Я наблюдал, как солнечный восход Ласкает горы взором благосклонным, Потом улыбку шлет лугам зеленым
Что, если бы я право заслужил Держать венец над троном властелина Или бессмертья камень
Но если время нам грозит осадой, То почему в расцвете сил своих Не защитишь
Будь проклята душа, что истерзала Меня и друга прихотью измен. Терзать меня тебе казалось
Кто под звездой счастливою рожден — Гордится славой, титулом и властью. А я судьбой
Божок любви под деревом прилег, Швырнув на землю факел свои горящий. Увидев, что уснул коварный
Будь так умна, как зла. Не размыкай Зажатых уст моей душевной боли. Не то
Бог Купидон дремал в тиши лесной, А нимфа юная у Купидона Взяла горящий факел
Когда твое чело избороздят Глубокими следами сорок зим, Кто будет помнить царственный наряд, Гнушаясь
Когда читаю в свитке мертвых лет О пламенных устах, давно безгласных, О красоте, слагающей
Беспечные обиды юных лет, Что ты наносишь мне, не зная сам, Когда меня в
Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки
Мне показалось, что была зима, Когда тебя не видел я, мой друг. Какой мороз
Кто, злом владея, зла не причинит, Не пользуясь всей мощью этой власти, Кто двигает других,
Крылатый мальчик мой, несущий бремя Часов, что нам отсчитывают время, От убыли растешь ты,
В тот черный день (пусть он минует нас!), Когда увидишь все мои пороки, Когда
Уж если Смерти яростной подвластны Гранит и бронза, суша и моря, То так же
О, как я лгал когда-то, говоря: «Моя любовь не может быть сильнее». Не знал
Блистательный мне был обещан день, И без плаща я свой покинул дом. Но облаков
Когда подумаю, что миг единый От увяданья отделяет рост, Что этот мир — подмостки,
Меня неверным другом не зови. Как мог я изменить иль измениться? Моя душа, душа
Да, это правда: где я ни бывал, Пред кем шута ни корчил площадного, Как
Моя немая муза так скромна. Меж тем поэты лучшие кругом Тебе во славу чертят
Любовь слепа и нас лишает глаз. Не вижу я того, что вижу ясно. Я
Одна волна сменяется другою, На берег беспрерывно громоздясь; Минуты друг за другом чередою Бегут
Его ли стих — могучий шум ветрил, Несущихся в погоню за тобою, — Все замыслы
Любовь — недуг. Моя душа больна Томительной, неутолимой жаждой. Того же яда требует она,
Издержки духа и стыда растрата — Вот сладострастье в действии. Оно Безжалостно, коварно, бесновато,
Мешать соединенью двух сердец Я не намерен. Может ли измена Любви безмерной положить конец?
Когда на суд безмолвных, тайных дум Я вызываю голоса былого, — Утраты все приходят
Мой глаз гравером стал и образ твои Запечатлел в моей груди правдиво. С тех
Любовь — мой грех, и гнев твой справедлив. Ты не прощаешь моего порока. Но,
В твоей груди я слышу все сердца, Что я считал сокрытыми в могилах. В