Уильям Шекспир
Его лицо — как оттиск дней былых. В те дни краса цвела и увядала,
Неужто музе не хватает темы, Когда ты можешь столько подарить Чудесных дум, которые не
Как радует отца на склоне дней Наследников отвага молодая, Так. правдою и славою твоей
О, ветреная муза, отчего, Отвергнув правду в блеске красоты, Ты не рисуешь друга моего,
Я наблюдал, как солнечный восход Ласкает горы взором благосклонным, Потом улыбку шлет лугам зеленым
Что, если бы я право заслужил Держать венец над троном властелина Или бессмертья камень
Но если время нам грозит осадой, То почему в расцвете сил своих Не защитишь
Будь проклята душа, что истерзала Меня и друга прихотью измен. Терзать меня тебе казалось
Кто под звездой счастливою рожден — Гордится славой, титулом и властью. А я судьбой
Божок любви под деревом прилег, Швырнув на землю факел свои горящий. Увидев, что уснул коварный
Будь так умна, как зла. Не размыкай Зажатых уст моей душевной боли. Не то
Бог Купидон дремал в тиши лесной, А нимфа юная у Купидона Взяла горящий факел
Когда твое чело избороздят Глубокими следами сорок зим, Кто будет помнить царственный наряд, Гнушаясь
Когда читаю в свитке мертвых лет О пламенных устах, давно безгласных, О красоте, слагающей
Беспечные обиды юных лет, Что ты наносишь мне, не зная сам, Когда меня в
Тебя порочат без твоей вины И от наветов никуда не скрыться, Ведь вороны поклепа
Ее глаза на звезды не похожи Нельзя уста кораллами назвать, Не белоснежна плеч открытых
Как я могу усталость превозмочь, Когда лишен я благости покоя? Тревоги дня не облегчает
Другие две основы мирозданья — Огонь и воздух — более легки. Дыханье мысли и
Я вижу: Время не таит свирепость, Столетий гордость превращает в прах И рушит исподволь
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь Служить достойна правды образцом, Я верю, хоть
Должно быть, опасаясь вдовьих слез, Ты не связал себя ни с кем любовью. Но
Смежая веки, вижу я острей. Открыв глаза, гляжу, не замечая, Но светел темный взгляд
В твоей груди я слышу все сердца, Что я считал сокрытыми в могилах. В
Мой глаз гравером стал и образ твои Запечатлел в моей груди правдиво. С тех
Любовь — мой грех, и гнев твой справедлив. Ты не прощаешь моего порока. Но,
Мой Друг, твоя любовь и доброта Заполнили глубокий след проклятья, Который выжгла злая клевета
Самовлюбленность мною завладела — Порок, проникший вглубь, неисцелим: Он захватил и разум мой, и
Что может мозг бумаге передать, Чтоб новое к твоим хвалам прибавить? Что мне припомнить,
Ни собственный мой страх, ни вещий взор Вселенной всей, глядящий вдаль прилежно, Не знают,
Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои
Люблю твои глаза. Они меня, Забытого, жалеют непритворно. Отвергнутого друга хороня, Они, как траур,
Недаром имя, данное мне, значит «Желание». Желанием томим, Молю тебя: возьми меня в придачу
Люблю, — но реже говорю об этом, Люблю нежней, — но не для многих
Нас разлучил апрель цветущий, бурный. Все оживил он веяньем своим. В ночи звезда тяжелая
Ты Музой, вдохновеньем был моим, Волшебной силой наполняя строки, И каждый, кто поэзией томим,
Полгоря в том, что ты владеешь ею, Но сознавать и видеть, что она Тобой
Не хвастай, время, властью надо мной. Те пирамиды, что возведены Тобою вновь, не блещут
Мои глаза в тебя не влюблены, — Они твои пороки видят ясно. А сердце
Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство. По-женски ты красив, но чужд измене,
Иль ты ниспосылаешь утомленье — Глаз не могу сомкнуть порой ночной? Иль это тени,
Украдкою всплакни — себя не мучай, Услыша в звоне горестном церквей, Что мир худой
Оправдывать меня не принуждай Твою несправедливость и обман. Уж лучше силу силой побеждай, Но
Скажи, что ты нашла во мне черту, Которой вызвана твоя измена. Ну, осуди меня
Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки