Семен Бобров
Там, где Дунай изнеможенный Свершает путь бурливый свой И, страшной тяжестью согбенный Сребристой урны
Еще вкруг солнцев не вращались В превыспренних странах миры, Еще в хаосе сокрывались Сии
Его Высокопревосходительству господину адмиралу и разных орденов кавалеру Николаю Семеновичу Мордвинову, милостивому государю и
Едва лишь полночь под звездами В глубокой томной тишине, Махнув снотворными крылами, Прешла —
Херсонида, или Картина лучшего летнего дня в Херсонисе Таврическом Гремит, — отколе важный глас?
Сурова матерь тьмы, царица нощи темной, Седяща искони во храмине подземной На троне, из
Страшна отрасль дней небесных, Вестник таинств неизвестных, Вечности крылатый сын, Рок носяй миров висящих,
О ты, Бландузский ключ кипящий, В блистаньи спорящий с стеклом, Целебные струи точащий, Достойный
Час бил; отверзся гроб пространный, Где спящих ряд веков лежит; Туда протекший год воззванный
Звукнул времени суровый Металлический язык; Звукнул — отозвался новый, И помчал далече зык. Снова
Открылось царство тьмы над дремлющей вселенной; Туман, что в море спал, луною осребренной Подъемлется
Прогулка в сумерки, или Вечернее наставление Зораму Уже в проснувшемся другом земном полшаре Светило
Любезно лакомство Венеры, Камыш Канарских островов, Желчь негров, неги сласть без меры, Враг пчел,
Столетняя песнь, или Торжество осьмогонадесять века России Глубока ночь! — а там — над
Я зрю мечту, — трепещет лира; Я зрю из гроба естества Исшедшу тень усопша
Торжественный день столетия от основания града св. Петра Кто там, подобная деннице В венце
В вине вся истина живее, Пословица твердит давно, Чтоб чарка нам была милее, Бог
При бреге Котросли глубокой, Там — близко, где, как бы устав, Она, в стезе
Всесильного крылатый вестник, Столетья ветхого наследник! Все слышали гром страшных врат, Как ты влетал
Лето паляще летит; Молния в туче немеет; Осень на буре висит; Риза туманна сизеет.