Журналист, читатель и писатель
Les poètes ressemblent aux ours, qui se nourrissent en suçant leur patte. Inédit. [1]
Зови надежду сновиденьем
Зови надежду сновиденьем, Неправду — истиной зови, Не верь хвалам и увереньям, Но верь,
Звуки и взор
О, полно ударять рукой По струнам арфы золотой. Смотри, как сердце воли просит, Слеза
Я счастлив, тайный яд течёт в моей крови
Я счастлив! — тайный яд течёт в моей крови, Жестокая болезнь мне смертью угрожает!..
Я видел раз ее в веселом вихре бала
Я видел раз её в весёлом вихре бала; Казалось, мне она понравиться желала; Очей
Я видел тень блаженства
Я видел тень блаженства; но вполне, Свободно от людей и от земли, Не суждено
Я жить хочу, хочу печали
Я жить хочу! хочу печали Любви и счастию назло; Они мой ум избаловали И
Юнкерская молитва
Царю небесный! Спаси меня От куртки тесной, Как от огня. От маршировки Меня избавь,
Заблуждение Купидона
Однажды женщины Эрота отодрали; Досадой раздражен, упрямое дитя, Напрягши грозный лук и за обиду
Забудь опять свои надежды
Забудь опять Свои надежды; Об них вздыхать Судьба невежды; Она дитя: Не верь на
Забывши волнения жизни мятежной
Забывши волнения жизни мятежной, Один жил в пустыне рыбак молодой. Однажды на скале прибрежной,
Завещание (Есть место: близ тропы глухой)
1 Есть место: близ тропы глухой, В лесу пустынном, средь поляны, Где вьются вечером
Жалобы турка
Ты знал ли дикий край, под знойными лучами, Где рощи и луга поблекшие цветут?
Желанье
Отворите мне темницу, Дайте мне сиянье дня, Черноглазую девицу, Черногривого коня. Дайте раз по
Жена севера
Покрыта таинств легкой сеткой, Меж скал полуночной страны, Она являлася нередко В года волшебной
Я не хочу, чтоб свет узнал
Я не хочу, чтоб свет узнал Мою таинственную повесть; Как я любил, за что
Я не люблю тебя
Я не люблю тебя; страстей И мук умчался прежний сон; Но образ твой в
Я не унижусь пред тобою
Я не унижусь пред тобою; Ни твой привет, ни твой укор Не властны над
Я пробегал страны России
Я пробегал страны России, Как бедный странник меж людей, — Везде шипят коварства змии;
Я не достоин, может быть, твоей любви
Я не достоин, может быть, Твоей любви: не мне судить; Но ты обманом наградила
Сосед (Погаснул день на вышинах небесных)
Погаснул день на вышинах небесных, Звезда вечерняя лиет свой тихий свет; Чем занят бедный
The Giaour (Гяур)
Нет легкого дуновения воздуха, рассекающего волну, которая катится под могилою афинян; сей блестящий гроб
В рядах стояли безмолвной толпой
В рядах стояли безмолвной толпой, Когда хоронили мы друга, Лишь поп полковой бормотал, и
Соседка
Не дождаться мне, видно, свободы, А тюремные дни будто годы; И окно высоко над
Три пальмы
Восточное сказание В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли. Родник между
В старинны годы жили-были
В старинны годы жили-были Два рыцаря, друзья; Не раз они в Сион ходили, Желанием
Спеша на север издалека
Спеша на север издалека, Из теплых и чужих сторон, Тебе, Казбек, о страж востока,
Три ведьмы (из «Макбета» Ф. Шиллера)
Первая Попался мне один рыбак: Чинил он весел сети! Как будто в рубище, бедняк,
Валерик
Я к вам пишу случайно; право Не знаю как и для чего. Я потерял
Стансы: К Д***
1 Я не могу ни произнесть, Ни написать твое названье: Для сердца тайное страданье
Тростник (Сидел рыбак веселый)
Сидел рыбак веселый На берегу реки, И перед ним по ветру Качались тростники. Сухой
Великий муж! Здесь нет награды
Великий муж! Здесь нет награды, Достойной доблести твоей! Ее на небе сыщут взгляды, И
Стансы (Люблю, когда, борясь с душою)
Люблю, когда, борясь с душою, Краснеет девица моя: Так перед вихрем и грозою Красна
Ты мог быть лучшим королём
Ты мог быть лучшим королём, Ты не хотел. Ты полагал Народ унизить под ярмом.
Ветка Палестины
Скажи мне, ветка Палестины: Где ты росла, где ты цвела, Каких холмов, какой долины
Стансы (Мгновенно пробежав умом)
Мгновенно пробежав умом Всю цепь того, что прежде было,- Я не жалею о былом:
Ты молод. Цвет твоих кудрей
Ты молод. Цвет твоих кудрей Не уступает цвету ночи, Как день твои блистают очи
Вид гор из степей Козлова
Пилигрим Аллах ли там среди пустыни Застывших волн воздвиг твердыни,[2] Притоны ангелам своим; Иль
Стансы (Мне любить до могилы творцом суждено)
Мне любить до могилы творцом суждено, Но по воле того же творца Всё, что
Ты помнишь ли, как мы с тобою
Ты помнишь ли, как мы с тобою Прощались позднею порою? Вечерний выстрел загремел, И
Волны и люди
Волны катятся одна за другою С плеском и шумом глухим; Люди проходят ничтожной толпою
Стансы (Не могу на родине томиться)
Не могу на родине томиться, Прочь отсель, туда, в кровавый бой. Там, быть может,
Ты слишком для невинности мила
Ты слишком для невинности мила, И слишком ты любезна, чтоб любить! Полмиру дать ты
Воздушный корабль
По синим волнам океана, Лишь звезды блеснут в небесах, Корабль одинокий несется, Несется на
Стансы (Я не крушуся о былом)
Я не крушуся о былом, Оно меня не усладило. Мне нечего запомнить в нем,
Умирающий гладиатор
Ликует буйный Рим… торжественно гремит Рукоплесканьями широкая арена: А он — пронзенный в грудь
Время сердцу быть в покое
Время сердцу быть в покое От волненья своего С той минуты, как другое Уж
Св. Елена
[1] Почтим приветом остров одинокой, Где часто, в думу погружен, На берегу о Франции
Унылый колокола звон
Унылый колокола звон В вечерний час мой слух невольно потрясает, Обманутой душе моей напоминает
Все тихо, полная луна
Все тихо — полная луна Блестит меж ветел над прудом, И возле берега волна
Свершилось, полно ожидать
Свершилось! полно ожидать Последней встречи и прощанья! Разлуки час и час страданья Придут —