Константинос Кавафис

О добром старце, об отце своем горюю, о милом батюшке, всегда меня любившем, о

На тех, кто, умерев, до тридцати не дожили и похоронены в роскошном мавзолее, —

Свеча. Разве этого мало? Не надо другого огня. Холодный мерцающий свет теплом разольется в

Сверкало зеркало у входа в дом богатый, одно из тех зеркал, огромных и старинных.

Актер, приглашенный для увеселений, прочел под конец несколько отменных эпиграмм. Сквозь колоннаду портика открывался

«Итак, увидав, в каком пренебреженье боги у нас…» — спесиво он утверждал. В пренебреженье.

Как можно было ждать, чтоб отреклись они от жизни столь размеренно-прекрасной, от обилья услад

Я в искусство перенес чувство самосохраненья, тайные мои надежды, затуманенные лица, полузримые черты, притупившуюся

Один однообразный день сменяет другой, такой же скучный и однообразный, все то же нас

В Антиохии безвестный эдоссец пишет и пишет неустанно. Восемьдесят три песни написаны. Последняя готова

Пусть ветреники ветреником числят. В делах серьезных никогда усердие не изменяло мне. И я

Я эту память в слове удержать хочу… Такую хрупкую… Она почти растаяла вдали, за

Царь Клеомен никак не мог решиться, он матери открыть боялся правду — условье соглашенья

Лет двадцати восьми, лишь начиная жить, плыл Эмис в Сирию, мечтая послужить у продавца

Известья об исходе битвы, при Акции, в открытом море — совсем не то, чего

Я церкви Греции люблю — их шестикрьшья, звоны, обрядовое серебро, светильники, иконы, лампады, чаши,

Под вечер принесли нам из таверны Ремония, израненного в драке. Бесчувственный лежал он на

Чтоб убедиться, что дела в колонии идут не так, как надо, достаточно одного взгляда,

О чем-то рядом говорили, это нечто мое вниманье привлекло к дверям кофейни. И я

О том, во что мы верим, Юлиан сказал бездумно: «Прочитал, познал и не признал»,

Вот усилия наши, усилия обреченных. Мы в усилиях наших подобны защитникам Трои. Порой удача

Вы убедитесь — через эти руки прошло немало глыб, и я давно не новичок.

Если избранником судьбы ты стал достойно, смотри, каким путем к тебе приходит власть. Сейчас

В Пелопоннесе лучше всех ваятелей Дамон. Искусным резцом на мраморе паросском он вырезает теперь

Страхом охвачены и подозреньем, ум возбужден, и тревога сквозит во взоре, строим столь отчаянно

Дни будущего предо мной стоят цепочкой радужной свечей зажженных — живых, горячих, золотистых свечек.

Сказал Миртиас (один школяр сирийский в Александрии, в царствование Константа августа и августа Константина,

Бездумно и без капли сожаленья гигантские вокруг меня воздвигли стены. И вот теперь терзаюсь

Среди таверны, суеты ее и крика, склонившись над столом, сидит старик — он —

Дельфийское пророчество услышав, далек от беспокойства был Нерон: «Семидесяти трех годов страшись…» Немало времени,

Отважно вы сражались и со славой пали, не устрашившись тех, кто всюду побеждал. Вас

Недуг владеет августейшим Тацитом. Под старость не осталось больше сил, с которыми он трудности

Царя утешить рад антиохиец юный: «Дозволь мне молвить слово, рожденное надеждой, что македонцы снова

Я Птолемей, нет равных мне под солнцем! В любом я наслажденье искушен, что Селевкид?

На ложе черном, с изголовием точеным, украшенным орлами из коралла, так безмятежно спит Нерон,

Как горек твой удел, когда тебе, взращенному для дел великих и прекрасных, судьба злосчастная

За полночь на дворе. Быстро минуло время, да, с девяти, как засветил я лампу,

Почаще приходи, я жду тебя, бесценное волненье, приходи, я жду, когда все тело обретает

Мешаем мы богам творить благодеянья, за краткий век не накопив ни опыта, ни знанья.

Веками не видели в Дельфах богаче даров и щедрей, чем эти дары Птолемеев, двух

Как хорошо я знаю эту комнату. Сейчас она сдается под контору. И эта и

Когда внезапно в час глубокой ночи услышишь за окном оркестр незримый (божественную музыку и

Зевс тяжкой скорбью угнетен. Его Сарпедона в сражении убил Патрокл; теперь хотят ахейцы во

Когда не можешь сделать жизнь такой, как хочешь, ты попытайся быть способным хоть на

Однажды в разговоре с Феокритом обиду изливал Евмений юный: «Уже два года, как пишу

На четверке белых мулов, запряженных в колесницу, из Милета к Латмосу спешу я на

Гуляя на окраине вчера, я незаметно оказался перед домом, где не однажды в юности

Зачем на площади сошлись сегодня горожане? Сегодня варвары сюда прибудут. Так что ж бездействует

Вот этот, кто похож на тетрадрахму, когда лицо его улыбка озаряет, его прекрасное и

Он каждый раз себе клянется начать совсем другую жизнь. Но ведь как только ночь

В этих комнатах темных, где мне суждено тяжкие дни влачить, я ищу хоть одно