Евгений Евтушенко

Я только внешне, только внешне по этой пристани хожу и желтоватые черешни бросаю в

Я товарища хороню. Эту тайну я хмуро храню. Для других он еще живой. Для

Я у рудничной чайной, у косого плетня, молодой и отчаянный, расседлаю коня. О железную

Ярмарка! В Симбирске ярмарка. Почище Гамбурга! Держи карман! Шарманки шамкают, и шали шаркают, и

Бывал и наш народ неправ, когда на гнет не обижался, и гениев своих поправ,

Зашумит ли клеверное поле, заскрипят ли сосны на ветру, я замру, прислушаюсь и вспомню,

Женщина всегда чуть-чуть как море, Море в чем-то женщина чуть-чуть Ходят волны где-нибудь в

Жизнь свою – за други своя В детстве из былин услышал я: «Жизнь свою

Мне говорят, качая головой: «Ты подобрел бы. Ты какой-то злой». Я добрый был. Недолго

Сила страстей – приходящее дело. Силе другой потихоньку учись. Есть у людей приключения тела.

Кто в платке, а кто в платочке, как на подвиг, как на труд, в

Сквер величаво листья осыпал. Светало. Было холодно и трезво. У двери с черной вывескою

В вагоне шаркают и шамкают и просят шумно к шалашу. Слегка пошатывает шахматы, а

Молитва перед поэмой Поэт в России — больше, чем поэт. В ней суждено поэтами

Смеялись люди за стеной, а я глядел на эту стену с душой, как с

Стоял вагон, видавший виды, где шлаком выложен откос. До буферов травой обвитый, он до

Пора вставать… Ресниц не вскинуть сонных. Пора вставать… Будильник сам не свой. В окно

Белле Ахмадулиной Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит,

Спят на борту грузовики, спят краны. На палубе танцуют вальс бахилы, кеды. Все на

Ступал он трудно по отрогу над ледовитою рекой. Их было раньше, гордых, много, и

В большом платке, повязанном наспех поверх смешной шапчонки с помпонами, она сидела на жесткой

Владенья наши царственно-богаты, Их красоты не рассказать стиху: В них ручейки, деревья, поле, скаты

Последняя попытка стать счастливым, припав ко всем изгибам, всем извивам лепечущей дрожащей белизны и

Среди любовью слывшего сплетенья рук и бед ты от меня не слышала, любима или

Мы русские. Мы дети Волги. Для нас значения полны ее медлительные волны, тяжелые, как

Потеряла Россия в России Россию. Она ищет себя, как иголку в стогу, как слепая

Мне снится старый друг, который стал врагом, но снится не врагом, а тем же

Вот революция в футболе: вратарь выходит из ворот и в этой новой странной роли

При каждом деле есть случайный мальчик. Таким судьба таланта не дала, и к ним

О, свадьбы в дни военные! Обманчивый уют, слова неоткровенные о том, что не убьют…

Всегда найдется женская рука, чтобы она, прохладна и легка, жалея и немножечко любя, как

Пришли иные времена. Взошли иные имена. Они толкаются, бегут. Они врагов себе пекут, приносят

Степану Щипачеву Смотрели в окна мы, где липы чернели в глубине двора. Вздыхали: снова

Я груши грыз, шатался, вольничал, купался в море поутру, в рубашке пестрой, в шляпе

В городишке тихом Таормина стройно шла процессия с мадонной. Дым от свеч всходил и

Тревожьтесь обо мне пристрастно и глубоко. Не стойте в стороне, когда мне одиноко. В

Я хотел бы родиться во всех странах, быть беспаспортным, к панике бедного МИДа, всеми

Я разный — я натруженный и праздный. Я целе- и нецелесообразный. Я весь несовместимый,

Неотразимая, ты зимним зимняя! Ты завораживаешь, как замораживаешь! Душа нальделая все ледяней. Что ты

Я комнату снимаю на Сущевской. Успел я одиночеством пресытиться, и перемены никакой существенной в

Вихрастый, с носом чуть картошкой,- ему в деревне бы с гармошкой, а он —

Ты большая в любви. Ты смелая. Я — робею на каждом шагу. Я плохого

Я кошелек. Лежу я на дороге. Лежу один посередине дня. Я вам не виден,

Проснуться было, как присниться, присниться самому себе под вспыхивающие зарницы в поскрипывающей избе. Припомнить

Ты спрашивала шепотом: «А что потом? А что потом?» Постель была расстелена, и ты

Я люблю тебя больше природы, ибо ты, как природа сама. Я люблю тебя больше

Рассматривайте временность гуманно. На все невечное бросать не надо тень. Есть временность недельного обмана

У римской забытой дороги недалеко от Дамаска мертвенны гор отроги, как императоров маски. Кольца

Я разлюбил тебя… Банальная развязка. Банальная, как жизнь, банальная, как смерть. Я оборву струну

В том барселонском знаменитом кабаре встал дыбом зал, как будто шерсть на кабане, и

Уходят наши матери от нас, уходят потихонечку, на цыпочках, а мы спокойно спим, едой