Даниил Андреев
Воздушным, играющим гением То лето сошло на столицу. Загаром упала на лица Горячая тень
Я не знаю, какие долины Приютят мой случайный привал: Кликнул вдаль меня клин журавлиный,
Золотом луговых убранств Рай я в мечтах цвечу. Холодом мировых пространств Гасит мне Бог
Я помню вечер в южном городе, В сухом саду ночлег случайный, И над приморскою
Зорькой проснешься — батюшки, где я? Вся луговина убелена: Инеем хрустким, Запахом вкусным Прочь
Всё, что слышится в наших песнях, Смутным зовом беспокоя душу — Только отзвуки громовых
Звезда ли вдали? Костер ли?.. У берегов Уже стихиали простерли Белый покров. Беседует только
Все упованье, все утешенье В русских пожарах, распрях, хуле — Знать, что над нами
Я уходил за городскую стражу, С моим народом навсегда порвав. Навстречу степь желтела низким
(Отрывок из неоконченной поэмы) …Еле брезжило ‘я’ в завихрившемся водовороте, У границ бытия бесполезную
Я в двадцать лет бродил, как умерший. Я созерцал, как вороньё Тревожный грай подъемлет
Я вздрогнул: ночь? рассвет?.. Нет, это зимний день Сочился в комнату — лишь треть
Выходила из жгучей Гашшарвы, Из подземной клокочущей прорвы, — И запомнили русский пожар вы
Смотри-ка! Смотри-ка! Что может быть слаще? Полна земляникой Смешная чаща. Медведи правы: Здесь —
Я был предуведомлен, что опасно В ту ночь оставаться мне одному, Что хочет ворваться
В узел сатаны нити городов свиты, Кармою страны скован но рукам дух… Где Ты
Я любил эти детские губы, Яркость речи и мягкость лица: С непонятною нежностью любят
За детство — крылатое, звонкое детство, За каждое утро, и ночь, и зарю, За
Я люблю направлять наши мысленные Лебединые вольные взлеты В неисхоженные, неисчисленные Чернолесья, урманы, болота:
За днями дни… Дела, заботы, скука Да книжной мудрости отбитые куски. Дни падают, как
Как друзья жениха у преддверия брачного пира, Облекаются боги в пурпуровые облака… Все покоится
Я мог бы рассказывать без конца О тех неизбежных днях, О праздниках солнечных тех
Запах мимозы: песчаные почвы, Скудость смиренномудрой земли, За белой оградой — терпкие почки, Море
Я не отверг гонца метельного, Не обогнул духовных круч я, Глухой водой благополучья Не
Здесь — уицраор. Там — уицраор. Третий, четвертый… Шесть… Семь.. Отблески тускло-коричневых аур… Темь.
Усни, — ты устала… Гроза отгремела, Отпраздновал ливень ночную весну… Счастливому сердцу, счастливому телу
На заре защебетали ли По лужайкам росным птицы? Засмеявшись ли, причалили К солнцу алых
Я не знаю — быть может, миллиард миллионов Соучаствует службам пятимерных пространств? Сколько воль,
Утро обрамляет расчерченный план. Занятья расчислены строго и сухо. А в памяти вольный шумит
Вечер над городом снежным Сказку запел ввечеру… В сердце беру тебя нежно, В руки
Утро за утром — всё лучезарней, Прозрачнее дней полёт: Южное солнце в красный кустарник
Уж не грустя прощальной грустью, Медлительна и широка, Всё завершив, достигла устья Благословенная река.
В белых платочках и в юбках алых Девушки с ведрами у журавля, Рокот на
Весёлым, как вечный мальчишка — Адам — Отдаться реке полноводной; По сёлам, по ярмаркам,
С тысячелетних круч, где даль желтела нивами Да тёмною парчой душмяной конопли, Проходят облака
В этот вечер, что тянется, черный, Как орнаменты траурной урны, Демиургу о ночи злотворной
Видно в раскрытые окна веры, Как над землею, мчась как дым, Всадники апокалиптической эры