Анна Ахматова

Молитесь на ночь, чтобы вам Вдруг не проснуться знаменитым.

Пусть дети запомнят сегодняшний день Студеный, прохладный, погожий [В садах городских зацветает сирень] И

Не позабылося покуда и, надо думать, навсегда, как мы встречали Вас оттуда и провожали

Это были черные тюльпаны, Это были страшные цветы. 24 мая 1959

И в ночи январской, беззвездной, Сам дивясь небывалой судьбе, Возвращенный из смертной бездны, Ленинград

А человек, который для меня Теперь никто, а был моей заботой И утешеньем самых

А! Это снова ты. Не отроком влюбленным, Но мужем дерзостным, суровым, непреклонным Ты в

А как музыка зазвучала И очнулась вокруг зима, Стало ясно, что у причала Государыня-смерть

А мы? Не так же ль мы Сошлись на краткий миг для переклички? 21

Памяти Ал. Блока А Смоленская нынче именинница, Синий ладан над травою стелется, И струится

…А там мой мраморный двойник, Поверженный под старым кленом, Озерным водам отдал лик, Внимает

А тебе еще мало по-русски, И ты хочешь на всех языках Знать, как круты

А ты думал — я тоже такая, Что можно забыть меня, И что брошусь,

А ты теперь тяжелый и унылый, Отрекшийся от славы и мечты, Но для меня

А умирать поедем в Самарканд, На родину предвечных роз… Ташкент, Ташми (в тифозном бреду)

А в книгах я последнюю страницу Всегда любила больше всех других, — Когда уже

А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет И думает, что он незаменим, Что все

А я говорю, вероятно, за многих: Юродивых, скорбных, немых и убогих, И силу свою

А я иду, где ничего не надо, Где самый милый спутник — только тень,

Ах! — где те острова, Где растет трын-трава Густо …………………. …………………. …….. Где Ягода-злодей

Наверно, страшен был и грозен юный царь, Когда он произнес: ‘Ты уничтожишь Фивы’. И

От тебя приходила ко мне тревога И уменье писать стихи. Март 1914

I Все тоскует о забытом О своем весеннем сне, Как Пьеретта о разбитом Золотистом

Ангел, три года хранивший меня, Вознесся в лучах и огне, Но жду терпеливо сладчайшего

I. СМЕРТЬ СОФОКЛА Тогда царь понял, что умер Софокл. Легенда На дом Софокла в

Что войны, что чума? — конец им виден скорый, Их приговор почти произнесён. Но

Небо бело страшной белизною, А земля как уголь и гранит. Под иссохшей этою луною

Ах, дверь не запирала я, Не зажигала свеч, Не знаешь, как, усталая, Я не

Морозное солнце. С парада Идут и идут войска. Я полдню январскому рада, И тревога

Беспамятна лишь жизнь, — такой не назовем Ее сестру, — последняя дремота В назначенный

Бесшумно ходили по дому, Не ждали уже ничего. Меня привели к больному, И я

Бессмертник сух и розов. Облака На свежем небе вылеплены грубо. Единственного в этом парке

Без крова, без хлеба, без дела Жила я на радость врагам, Я иначе жить

Среди морозной праздничной Москвы, Где протекает наше расставанье И где, наверное, прочтете вы Прощальных

Там белые церкви и звонкий, светящийся лед, Там милого сына цветут васильковые очи. Над

Безвольно пощады просят Глаза. Что мне делать с ними, Когда при мне произносят Короткое,

Георгию Иванову Бисерным почерком пишете, Lise, Уже не подруге, не старой тетке. Голуби взлетели

Безымянная здесь могила . . . . . . . . . . .

Больничные молитвенные дни И где-то близко за стеною — море Серебряное — страшное, как

Божий Ангел, зимним утром Тайно обручивший нас, С нашей жизни беспечальной Глаз не сводит

‘Брат! Дождалась я светлого дня. В каких скитался ты странах?! ‘Сестра, отвернись, не смотри

Самолет приблизился к Парижу . . . . . . . . . .

Будем вместе, милый, вместе, Знают все, что мы родные, А лукавые насмешки, Как бубенчик

Будешь жить, не зная лиха, Править и судить, Со своей подругой тихой Сыновей растить.

Буду черные грядки холить, Ключевой водой поливать; Полевые цветы на воле, Их не надо

Буду тихо на погосте Под доской дубовой спать, Будешь, милый, к маме в гости

Был блаженной моей колыбелью Темный город у грозной реки И торжественной брачной постелью, Над

Был он ревнивым, тревожным и нежным, Как божье солнце, меня любил, А чтобы она

Быть может, презреннее всех на земле Нарушитель клятвы не данной. 1963

Бывало, я с утра молчу, О том, что сон мне пел. Румяной розе и

Быть страшно тобою хвалимой… Все мои подсчитала грехи. И в последнюю речь подсудимой Ты