Андрей Вознесенский

Живет у нас сосед Букашкин, в кальсонах цвета промокашки. Но, как воздушные шары, над

Стихи не пишутся — случаются, как чувства или же закат. Душа — слепая соучастница.

Помогите Ташкенту! Озверевшим штакетником вмята женщина в стенку. Помогите Ташкенту! Если лес — помоги,

Нос растет в течение всей жизни (Из научных источников) Вчера мой доктор произнес: «Талант

Пол — мозаика как карась. Спит в палаццо ночной гараж. Мотоциклы как сарацины или

Партизанам Керченской каменоломни Рояль вползал в каменоломню. Его тащили на дрова К замерзшим чанам

Ты кричишь, что я твой изувер, и, от ненависти хорошея, изгибаешь, как дерзкая зверь,

Бьют женщину. Блестит белок. В машине темень и жара. И бьются ноги в потолок,

Вас за плечи держали Ручищи эполетов. Вы рвались и дерзали,— Гусары и поэты! И

В чьем ресторане, в чьей стране — не вспомнишь, но в полночь есть шесть

Долой Рафаэля! Да здравствует Рубенс! Фонтаны форели, Цветастая грубость! Здесь праздники в будни Арбы

Описание в сентиментальных документах, стихах и молитвах славных злоключений Действительного Камер-Герра Николая Резанова, доблестных

Я — Гойя! Глазницы воронок мне выклевал ворон, слетая на поле нагое. Я —

Когда ты была во мне точкой (отец твой тогда настаивал), мы думали о тебе,

Левый крайний! Самый тощий в душевой, Самый страшный на штрафной, Бито стекол — боже

Ко мне является Флоренция, фосфоресцируя домами, и отмыкает, как дворецкий, свои палаццо и туманы.

Боги имеют хобби, бык подкатил к Европе. Пару веков спустя голубь родил Христа. Кто

Есть русская интеллигенция. Вы думали — нет? Есть. Не масса индифферентная, а совесть страны

I 22-го бросилась женщина из застрявшего лифта, где не существенно — важно в Москве

Для души, северянки покорной, и не надобно лучшей из пищ. Брось ей в небо,

Да здравствуют прогулки в полвторого, проселочная лунная дорога, седые и сухие от мороза розы

Словно гоголевский шнобель, над страной летает Мобель. Говорит пророк с оглобель: «Это Мобель, Мобель,

«Баллада? О точке?! О смертной пилюле?!.» Балда! Вы забыли о пушкинской пуле! Что ветры

Сложи атлас, школярка шалая,- мне шутить с тобою легко,- чтоб Восточное полушарие на Западное

Человек бежит песчаный по дороженьке печальной. На плечах красиво сшита майка в дырочках, как

На окно ко мне садится в лунных вензелях алюминиевая птица — вместо тела фюзеляж

Скука — это пост души, когда жизненные соки помышляют о высоком. Искушеньем не греши.

Мерзнет девочка в автомате, Прячет в зябкое пальтецо Все в слезах и губной помаде

Мы — кочевые, мы — кочевые, мы, очевидно, сегодня чудом переночуем, а там —

Сидишь беременная, бледная. Как ты переменилась, бедная. Сидишь, одергиваешь платьице, И плачется тебе, и

Париж скребут. Париж парадят. Бьют пескоструйным аппаратом, Матрон эпохи рококо продраивает душ Шарко! И

Можно и не быть поэтом Но нельзя терпеть, пойми, Как кричит полоска света, Прищемленная

Бани! Бани! Двери — хлоп! Бабы прыгают в сугроб. Прямо с пылу, прямо с

Судьба, как ракета, летит по параболе Обычно — во мраке и реже — по

Заворачивая, манежа, Свищет женщина по манежу! Краги — красные, как клешни. Губы крашеные —

Ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты

Опали берега осенние. Не заплывайте. Это омут. А летом озеро — спасение тем, кто

Мордеем, друг. Подруги молодеют. Не горячитесь. Опробуйте своей моделью как «анти» превращается в античность.

Мимо санатория реют мотороллеры. За рулем влюбленные — как ангелы рублевские. Фреской Благовещенья, резкой

Свисаю с вагонной площадки, прощайте, прощай мое лето, пора мне, на даче стучат топорами,

Я Мерлин, Мерлин. Я героиня самоубийства и героина. Кому горят мои георгины? С кем

В Риме есть обычай в Новый год выбрасывать на улицу старые вещи. Рим гремит,

Оправдываться — не обязательно. Не дуйся, мы не пара обезьян. Твой разум не поймет

Бегите — в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты — Бегите!

В Политехнический! В Политехнический! По снегу фары шипят яичницей. Милиционеры свистят панически. Кому там

Травят зайца. Несутся суки. Травля! Травля! Сквозь лай и гам. И оранжевые кожухи апельсинами

Лили Брик на мосту лежит, разутюженная машинами. Под подошвами, под резинами, как монетка зрачок

Уважьте пальцы пирогом, в солонку курицу макая, но умоляю об одном — не трожьте

Я сплавлю скважины замочные. Клевещущему — исполать. Все репутации подмочены. Трещи, трехспальная кровать! У,

— Мама, кто там вверху, голенастенький — руки в стороны — и парит? —

Пожар в Архитектурном! По залам, чертежам, амнистией по тюрьмам — пожар, пожар! По сонному