Андрей Вознесенский
Стихи не пишутся — случаются, как чувства или же закат. Душа — слепая соучастница.
Помогите Ташкенту! Озверевшим штакетником вмята женщина в стенку. Помогите Ташкенту! Если лес — помоги,
Нос растет в течение всей жизни (Из научных источников) Вчера мой доктор произнес: «Талант
Партизанам Керченской каменоломни Рояль вползал в каменоломню. Его тащили на дрова К замерзшим чанам
Ты кричишь, что я твой изувер, и, от ненависти хорошея, изгибаешь, как дерзкая зверь,
Долой Рафаэля! Да здравствует Рубенс! Фонтаны форели, Цветастая грубость! Здесь праздники в будни Арбы
Описание в сентиментальных документах, стихах и молитвах славных злоключений Действительного Камер-Герра Николая Резанова, доблестных
Ко мне является Флоренция, фосфоресцируя домами, и отмыкает, как дворецкий, свои палаццо и туманы.
Есть русская интеллигенция. Вы думали — нет? Есть. Не масса индифферентная, а совесть страны
Для души, северянки покорной, и не надобно лучшей из пищ. Брось ей в небо,
Да здравствуют прогулки в полвторого, проселочная лунная дорога, седые и сухие от мороза розы
Словно гоголевский шнобель, над страной летает Мобель. Говорит пророк с оглобель: «Это Мобель, Мобель,
«Баллада? О точке?! О смертной пилюле?!.» Балда! Вы забыли о пушкинской пуле! Что ветры
Сложи атлас, школярка шалая,- мне шутить с тобою легко,- чтоб Восточное полушарие на Западное
Человек бежит песчаный по дороженьке печальной. На плечах красиво сшита майка в дырочках, как
Сидишь беременная, бледная. Как ты переменилась, бедная. Сидишь, одергиваешь платьице, И плачется тебе, и
Париж скребут. Париж парадят. Бьют пескоструйным аппаратом, Матрон эпохи рококо продраивает душ Шарко! И
Можно и не быть поэтом Но нельзя терпеть, пойми, Как кричит полоска света, Прищемленная
Заворачивая, манежа, Свищет женщина по манежу! Краги — красные, как клешни. Губы крашеные —
Ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты
Мордеем, друг. Подруги молодеют. Не горячитесь. Опробуйте своей моделью как «анти» превращается в античность.
Мимо санатория реют мотороллеры. За рулем влюбленные — как ангелы рублевские. Фреской Благовещенья, резкой
Свисаю с вагонной площадки, прощайте, прощай мое лето, пора мне, на даче стучат топорами,
Я Мерлин, Мерлин. Я героиня самоубийства и героина. Кому горят мои георгины? С кем
Оправдываться — не обязательно. Не дуйся, мы не пара обезьян. Твой разум не поймет
В Политехнический! В Политехнический! По снегу фары шипят яичницей. Милиционеры свистят панически. Кому там
Травят зайца. Несутся суки. Травля! Травля! Сквозь лай и гам. И оранжевые кожухи апельсинами
Лили Брик на мосту лежит, разутюженная машинами. Под подошвами, под резинами, как монетка зрачок
Уважьте пальцы пирогом, в солонку курицу макая, но умоляю об одном — не трожьте
Я сплавлю скважины замочные. Клевещущему — исполать. Все репутации подмочены. Трещи, трехспальная кровать! У,
— Мама, кто там вверху, голенастенький — руки в стороны — и парит? —
Пожар в Архитектурном! По залам, чертежам, амнистией по тюрьмам — пожар, пожар! По сонному