Всеволод Рождественский
Две бортами сдвинутых трехтонки, Плащ-палаток зыбкая волна, А за ними струнный рокот тонкий, Как
Чуть пламенело утро над Багдадом, Колеблемое персиковым ветром, Когда калиф Абу-Гассан Девятый, Свершив положенное
Был полон воздух вспышек искровых, Бежали дни — товарные вагоны, Летели дни. В неистовстве
«Неволи сумрачный огонь, Разлитый в диком поле, Ложится на мою ладонь, Как горсть земли
Есть стихи лебединой породы, Несгорающим зорям сродни. Пусть над ними проносятся годы,— Снежной свежестью
Ночлег на геолбазе в Таласском Ала-Тау… Мне возвращает память степной душистый сон. На снежные
Если не пил ты в детстве студеной воды Из разбитого девой кувшина. Если ты
«Далеко разрушенная Троя, Сорван парус, сломана ладья. Из когда-то славного героя Стал скитальцем бесприютным
Друг, Вы слышите, друг, как тяжелое сердце мое, Словно загнанный пес, мокрой шерстью порывисто
С приподнятой мордой сторожкой Медведь у меня на окне С растянутой в лапах гармошкой
На пустом берегу, где прибой неустанно грохочет, Я послание сердца доверил бутылке простой, Чтоб
Герой Двенадцатого года, Непобедимый партизан, В горячих схватках в честь народа Крутил он вихрем
Певучим, медленным овалом Пленительно обведена, Встает виденьем небывалым Белее лилии — она. Голубки нежной
Любовь, любовь — загадочное слово, Кто мог бы до конца тебя понять? Всегда во
Там, где рвался сизый ситец О гранит и известняк, Где сквозь пену Ненасытец Высил
Когда еще за школьной партой Взгляд отрывал я от страниц, Мне мир казался пестрой
Распахнув сюртук свой, на рассвете Он вдыхал все запахи земли. Перед ним играли наши
Среди балтийских солнечных просторов, Над широко распахнутой Невой, Как бог войны, встал бронзовый Суворов
Она ни петь, ни плакать не умела, Она как птица легкая жила, И, словно
«Ich grolle nicht…» Глубокий вздох органа, Стрельчатый строй раскатов и пилястр. «Ich grolle nicht…»
Колючие травы, сыпучие дюны И сосны в закатной туманной пыли, Высокие сосны, тугие, как
Скользкий камень, а не пески. В зыбких рощах огни встают. Осторожные плавники Задевают щеки
Третий день идут с востока тучи, Набухая черною грозой. Пробормочет гром — и снова
От дремучих лесов, молчаливых озер И речушек, где дремлют кувшинки да ряска, От березок,
Я помню этот светлый дом… Его бетонная громада Глядела верхним этажом В простор Таврического
Когда мы сойдемся за круглым столом, Который для дружества тесен, И светлую пену полнее
От наших дружб, от книг университета, Прогулок, встреч и вальсов под луной Шагнула ты,
Городок занесен порошею, Солнце словно костром зажгли, Под пушистой, сыпучей ношею Гнутся сосенки до
Просторная веранда. Луг покатый. Гамак в саду. Шиповник. Бузина. Расчерченный на ромбы и квадраты,
Ванька-встанька — игрушка простая, Ты в умелой и точной руке, Грудой стружек легко обрастая,
1 Через Красные ворота я пройду Чуть протоптанной тропинкою к пруду. Спят богини, охраняющие