Распутие

Мне памятно: как был ребенком я —

Любил я сказки; вечерком поране

И прыг в постель, совсем не для спанья,

А рассказать чтобы успела няня

Мне сказку. Та, бывало, и начнет

Мне про Иван-царевича. ‘Ну вот, —

Старушка говорит, — путем-дорогой

И едет наш Иван-царевич; конь

Золотогривый и сереброногой —

Дым из ушей, а из ноздрей огонь —

Стремглав летит. Да вдруг и раздвоилась

Дорожка-то: одна тропа пустилась

Направо, вдаль, через гористый край;

Другая же тропинка своротилась

Налево — в лес дремучий, — выбирай!

А тут и столб поставлен, и написан

На нем наказ проезжему: пустись он

Налево — лошадь сгинет, жив ездок

Останется; направо — уцелеет

Лихой золотогрив, сереброног,

А ездоку смерть лютая приспеет.

Иван-царевич крепко приуныл:

Смерть жаль ему коня-то; уж такого

Ведь не добыть, он думает, другого,

А всё ж себя жаль пуще, своротил

Налево’, — и так далее; тут бреду

Конец не близко, много тут вранья,

Но иногда мне кажется, что я

Вдоль жизни, как Иван-царевич, еду —

И, вдумавшись, в той сказке нахожу

Изрядный толк. Вот я вам расскажу,

Друзья мои, не сказку и не повесть,

А с притчей быль. Извольте: я — ездок,

А конь золотогрив, сереброног —

То правда божья, истина да совесть.

И там и здесь пути раздвоены —

Налево и направо. Вот и станешь, —

Которой же держаться стороны?

На ту посмотришь да на эту взглянешь.

Путь честный — вправо: вправо и свернешь,

Коль правоту нелицемерно любишь,

Да тут-беда! Тут сам себя погубишь

И лишь коня бесценного спасешь.

Так мне гласит и надпись у распутья.

Живи ж, мой конь! Готов уж повернуть я

Направо — в гору, в гору — до небес. ..

Да думаешь: что ж за дурак я? Эво!

Себя губить! — Нет! — Повернул налево,

Да и давай валять в дремучий лес!