Могила в мансарде

Я вижу рощу. Божий храм

В древесной чаще скрыт глубоко.

Из моря зелени высоко

Крест яркий выдвинут; к стенам

Кусты прижались; рдеют розы;

Под алтарем кипят, журча,

Неиссякающие слезы

Животворящего ключа.

Вблизи — могильный холм; два сумрачные древа

Над ним сплели таинственный покров:

Под тем холмом почила дева —

Твоя, о юноша, любовь.

Твоей здесь милой прах. В цветах ее могила.

Быть может, стебли сих цветов

Идут из сердца, где любовь

Святые корни сохранила.

В живые чаши этих роз,

Как в ароматные слезницы,

И на закате дня, и с выходом денницы,

Заря хоронит тайну слез.

В возглавьи стройный тополь вырос

И в небо врезался стрелой,

Как мысль. А там, где звучный клирос

Великой храмины земной,

Залив в одежде светоносной

Гремит волною подутесной;

Кадят душистые цветы,

И пред часовнею с лампадой у иконы

Деревья гибкие творят свои поклоны,

И их сгущенные листы

Молитву шопотом читают. — Здесь, мечтатель,

Почившей вдовый обожатель,

Дай волю полную слезам!

Припав на холм сей скорбной грудью,

Доверься этому безлюдью

И этим кротким небесам:

Никто в глуши сей не увидит

Твоих заплаканных очей;

Никто насмешкой не обидит

Заветной горести твоей;

Никто холодным утешеньем

Или бездушным сожаленьем

Твоей тоски не оскорбит,

И ересь мнимого участья

На месте сем не осквернит

Святыню гордого несчастья.

Здесь слез не прячь: тут нет людей.

Один перед лицом природы

Дай чувству весь разгул свободы!

Упейся горестью своей!

Несчастлив ты, — но знай: судьбою

Иной безжалостней убит,

И на печаль твою порою

С невольной завистью глядит.

Твою невесту, в цвете века

Схватив, от мира увлекли

Объятья матери — земли,

Но не объятья человека.

Ее ты с миром уступил

Священной области могил,

Земле ты предал персть земную:

Стократ несчастлив, кто живую

Подругу сердца схоронил,

Когда, навек от взоров скрыта,

Она не в грудь земли зарыта,

А на земле к кому-нибудь

Случайно кинута на грудь.