Вильгельм Кюхельбекер

Какой волшебною одеждой Блистал пред нами мир земной! С каким огнем, с какой надеждой,

Шумит поток времен. Их темный вал Вновь выплеснул на берег жизни нашей Священный день,

Что мне до стишков любовных? Что до вздохов и до слез? Мне, венчанному цветами,

Еще прибавился мне год К годам унылого страданья; Гляжу на их тяжелый ход Не

Горько надоел я всем, Самому себе и прочим: Перестать бы жить совсем! Мы о

Короче день,— и реже с океана Снимается седая ткань тумана; Желтеет мой любимец, гордый

Мир над спящею пучиной, Мир над долом и горой; Реин гладкою равниной Разостлался предо

Приди, мой добрый, милый Гений, Приди беседовать со мной! Мой верный друг в пути

Цветок увядший оживает От чистой, утренней росы; Для жизни душу воскрешает Взор тихой, девственной

Счастлив, о Пушкин, кому высокую душу Природа, Щедрая Матерь, дала, верного друга — мечту,

К тебе зашел согреть я душу; Но ты теперь, быть может, Грушу К неистовой

Скажи, кудрявый сын лесов священных, Исполненный могучей красоты, Средь камней, соков жизненных лишенных, Какой

Пусть другие громогласно Славят радости вина: Не вину хвала нужна! Бахус, не хочу напрасно

Мне ведомо море, седой океан: Над ним беспредельный простерся туман. Над ним лучезарный не

Клянемся честью и Черновым: Вражда и брань временщикам, Царя трепещущим рабам, Тиранам, нас угнесть

Был и я в стране чудесной, Там, куда мечты летят, Где средь синевы небесной

Когда еще ты на земле Дышал, о друг мой незабвенный! А я, с тобою

Проклят, кто оскорбит поэта Богам любезную главу; На грозный суд его зову: Он будет

Работы сельские приходят уж к концу, Везде роскошные златые скирды хлеба; Уж стал туманен

Не мани меня, надежда, Не прельщай меня, мечта! Уж нельзя мне всей душою Вдаться

Суров и горек черствый хлеб изгнанья; Наводит скорбь чужой страны река, Душа рыдает от

Итак, товарищ вдохновенный, И ты!— а я на прах священный Слезы не пролил ни

Горька судьба поэтов всех племен; Тяжеле всех судьба казнит Россию; Для славы и Рылеев

Людская речь пустой и лицемерный звук, И душу высказать не может ложь искусства: Безмолвный

Ужель и неба лучшие дары В подлунном мире только сновиденье? Ужель по тверди только

Краток, но мирен и тих младенческий, сладостный возраст! Но — ах, не знает цены