Вера Павлова

Ты вольно или невольно Нас сопоставляешь. И эти твои сравнения Ранят меня вновь и

Ворон на голой ветке — гений погребений. Памятники — пометки на полях сражений. Только

Заплетала косички, в музыкалку вела. Прививала привычки. Упрямство привила. Бах, Клементи и Черни, приходите

У меня сногсшибательные ноги и головокружительная шея, и лёгкое, удобное в носке, не сковывающее

Вот и пришли времена мать от груди отнимать. Зачем мужчине жена? Помочь оплакивать мать.

Заснула со строкой во рту. Проснулась — нету, проглотила. Потом весь день болел живот.

У святителя вместо спины штукатурка церковной стены У нечистого вместо спины шоколад глазурованной тьмы

Возлюбленные тени, как вас много внутри отдельно взятой головы! Так вот что это значит

Здесь лежит постоялец сотни временных мест, безымянный, как палец, одинокий, как перст.

Убежит молоко черёмухи, и душа босиком убежит по траве, и простятся промахи ей —

Время бежит на время. Я бегу просто так за поворот за всеми за четвертной

Зеркало по природе правдиво, поэтому оно легковерно, поэтому ничего не стоит ввести его в

Учась любовной науке ощупью, методом тыка, подростки сплетают руки. Любовь зовут Эвридика. Иди-ка за

Время течет слева направо — с красной строки до черствой корки. Многих жалко. Многие

Ждать награды, считать удары, сжимать в кармане в часы тревог ключ от рая —

Удержать и думать нечего, только — приостановить: утро дотянуть до вечера, вечер за полночь

Время уступать место тем кто мне уступает место в общественном транспорте в час пик

Жилплощадь – площадь жил, покровов, мышц, костей. Гостиниц старожил уже не ждет гостей. Куда

Удобряю ресницы снами. Гуще некуда. Нет длинней. Я-то знаю, что будет с нами. Но

Всходить на костёр Жанною, взвиваться над ним Лилит… Слёзы — автоматическая противопожарная система. Душа

Жизнь в посудной лавке… Мы, слоняясь по ней, знали цену ласке, знали: она ценней

Точное слово всегда — приговор, даже если оно о любви. Блестит, как нож, хрустит,

Услышав небрежное помер, почувствовав стенки аорты, записываю новый номер в телефонную книгу мертвых —

Вспомнить тебя, а не твои фотографии, вспомнить себя, а не свои дневники, — нет

Зорю бьют. Избита в кровь заря, и в штыки её встречают ели. Птицы освистали

Толстые икры правителей, дам кружева и локоны… Лучшее, что я видела в музеях, —

В ранец тетрадки собраны, прядки под шапку спрятаны… Память моя, ты добрая, мягкая, деликатная!

Всю зиму ждала весны, и вот — снег начал таять, и так его стало

Тонула. За соломинку в глазу чужом хваталась — утешение тонуть вдвоем. А если бы

В райском аду Амура, в дебрях зеркальных затей я, как пуля, как дура, искала

Я дождевой червь, я гений пути, я властелин земли, я глотаю ее, ею поглощенный,

Торчащее обтесать. Сквозящее углубить. Талант, не мешай писать. Любовь, не мешай любить.

Века закроются как веки, сомкнутся веки как века, и реки слез, и крови реки

Я не вру, а слово врет, фразы складываются косо. Говорю, как будто рот не

Тринадцать дней — и новый год состарился. С каким злорадством я волокла на свалку

Вергилий в предсмертном бреду просил сжечь «Энеиду». Блок — «Двенадцать». Успеть сжечь то, что

Я не выброшусь из окна, я не люблю мусор под окном, я ничего не

Трогающему грудь: Знаешь, какою она была? Обнимающему за талию: Знаешь, какою она была? Ложащемуся

Вероотступница, мученица раскаянья и стыда, нянчу за пазухой сердце — птенца, выпавшего из гнезда.

Я счастлива, ты — одинока. Он рядом со мной. Ты — далеко. И лишь

Трудолюбив напарник, крови богата руда. Сердце мое, ударник сизифова кап. труда, иррационализатор, автор печальных

Весть обызвестковалась. Смерть нашла в моей груди незанятое место и там в клубок свернулась

Я устала тебя провожать, Слезы лить перед дальней дорогой, За тебя постоянно дрожать И

Твоя хладность — как грелка аппендициту. Твоя страстность — как холециститу лёд. Твоё сердце,

вижу сырую землю — и хочется играть в ножички вижу сухой асфальт — и

за руку здороваться с рекой целоваться в губы с родником млечный путник коренной покой

Ты рыбачил, я сочиняла — line — и строка, и леска — леска запутывалась,

Вопрос ребра всегда ребром. Но на хера Адаму дом? Адаму — путь, Адаму —

Зачатая за Полярным кругом, выношенная полярной ночью назло черным вьюгам, рвущим дыханье в клочья,

Подростковая сексуальность… А разве бывает другая? Любовный опыт… А разве бывает другой? Знаешь, любимый,

разговаривать с великими примеряя их вериги переписываться с книгами переписывая книги редактировать синодики и