Бог 20-го века

Как А,

Как башенный ответ — который час?

Железной палкой сотню раз

Пересеченная Игла,

Серея в небе, точно Мгла,

Жила. Пастух железный, что он пас?

Прочтя железных строк записки,

Священной осению векши,

Страну стадами пересекши,

Струили цокот, шум и писки.

Бросая ветку, родите стук вы!

Она, упав на коврик клюквы,

Совсем как ты, сокрывши веко,

Молилась богу другого века.

И тучи проволок упали

С его утеса на леса,

И грозы стаями летали

В тебе, о, медная леса.

Утеса каменные лбы,

Что речкой падали, курчавясь,

И окна северной избы —

Вас озарял пожар-красавец.

Рабочим сделан из осей,

И икс грозы закрыв в кавычки,

В священной печи жег привычки

Страны болот, озер, лосей.

И от браг болотных трезв,

Дружбе чужд столетий-пьяниц,

Здесь возник, быстер и резв,

Бог заводов — самозванец.

Ночью молнию урочно

Ты пролил на города,

Тебе молятся заочно

Труб высокие стада.

Но гроз стрела на волосок

Лишь повернется сумасшедшим,

Могильным сторожем песок

Тебя зарыть не сможет — нечем.

Железных крыльев треугольник,

Тобой заклеван дола гад,

И разум старший, как невольник,

Идет исполнить свой обряд.

Но был глупец. Он захотел,

Как кость игральную, свой день

Провесть меж молний. После, цел,

Сойти к друзьям — из смерти тень.

На нем охотничьи ремни

И шуба заячьего меха,

Его ружья верны кремни,

И лыжный бег его утеха.

Вдруг слабый крик. Уже смущенные

Внизу столпилися товарищи.

Его плащи — испепеленные.

Он обнят дымом, как пожарище.

Толпа бессильна; точно курит

Им башни твердое лицо.

Невеста трупа взор зажмурит,

И, после взор еще… еще…

Три дня висел как назидание

Он в вышине глубокой неба.

Где смельчака найти, чтоб дань его

Безумству снесть на землю, где бы?