Ветер прохладной волной обдувает тело.
И тело отвечает пониженной температурой.
Но что-то внутри нее настолько оцепенело,
что после ее ухода будет стоять скульптурой —
здесь, в почерневшем парке. Лист шуршит в волосах.
И грусть, завернувшись в тусклый свет ноября,
крошечным насекомым застывает в ее глазах,
как в куске янтаря.
Слез, рыданий не будет. Наволочку не зальет
влагой соленой. А то, что в душе у нее — Сахара,
выдадут лишь лицо, полинявшее, как белье,
и глаза, потемневшие от загара.
Туфелек быстрый цокот, гулкий, как сердца стук,
шея, лицо, спина — движением разогреты.
В мире, где время тихо покусывает мундштук,
глядя на уголек дымящейся сигареты.