Ок Мельникова
я просто хочу чаю. на маленькой кухне, где даже чужие сблизятся, с разговорами обо
помню, в том городе утренне-сонном звучало: «i wish you were here, i wish…» и
дети бессонницы видят себя в каждой бездомной кошке: случайный прохожий погладит, но не заберёт
утром просыпаешься, как на больничной койке. когда на душе скулят псы и грызутся крысы,
Он — музыкант, это старая школа, навеки семнадцать, и тема закрыта. себя возвращает страстям
когда ты один, всюду холод. никто не звонит. а квартира — твой личный безлюдный
где-то на приморском, устал и голоден, парнишка сидит на скамейке и курит кент. как
под ковриком спрячешь ключи от квартиры. на улицы, сердце заменит гитара. мы лондон узнали
Мысли под рёбрами взрывами жгучими, взгляды блуждают по белой стене. нам говорят: «отчего вы
моя муза — любитель блюза, она носит дешёвые блузы. к ней приходишь счастливым, уходишь
мы играем в безумно сильных, отчего лишь бываем жестоки. гудками ночными в мобильных, нас
рыжие кудри, мечтой опалённые, тёплые кадры из старого кэнона. даже пустыни казались зелёными, как
эти истории повторяются по десятому кругу. поколение помнящих-запах-его-волос, поколение без-неё-у-меня-в-сердце-вьюга. все мы можем спокойно
привыкай становиться старше, не жалеть о вчерашнем дне. это вовсе не больно/страшно — повычёркивать
Казалось, что он спешил жить, спешил рассказать всё и всем, спешил создавать и любить.
каждый второй считает себя ненужным, каждый третий страдает тактильным голодом. просто так земфиру ночами
устали до дрожи и хриплых ноток. дождливой тоской тома йорка жители серых безликих высоток
вечер в кафе, шелестят занавески, в этот момент во мне что-то сломалось. ты улыбалась
Знаешь, всё будет, ты только держись. музыка, солнце, в дороге рассвет. лучше короткая яркая
все важные фразы должны быть тихими, все фото с родными всегда нерезкие. самые странные
заповедь номер одиннадцать: не хвастайся будущим и цени настоящее. не буду желать счастьялюбвиудачи —