Огюст Барбье
Мой христианский дух терзает червь безверья, Но посреди души искусства столп высок — Сонм
Свирепое море гудит в непогоду И, голову тяжко подняв к небосводу, То падает, то,
Рассыпав блики вкруговую. Уходит солнце почивать. Ввысь на скалу береговую Пойдем парами волн дышать!
Иным даны богатства рая, И дом от роскоши трещит. Дарами щедро осыпая, Судьба, любовница
Есть дерево в лесу с величественной кроной — Высокий, статный бук. Покров его зеленый
Могучий Гутенберг, германец вдохновенный! Когда-то мужественно ты Омолодил своей находкой дерзновенной Земли дряхлеющей черты.
Рожденный в той стране, где чист лазури цвет, С нежнейшим именем, в котором лир
Луна! Когда-то встарь лучи твои, ясны, Несли моей душе лишь благостные сны, Лишь радостный
О старый гиббелин! Когда перед собой Случайно вижу я холодный образ твой, Ваятеля рукой
1 Был день, когда, кренясь в народном урагане, Корабль Республики в смертельном содроганье, Ничем
Бог несчастных, мрачный дух у стойки, Родич можжевелевой настойки, Ядовитый северный наш Вакх! Вот
Джульетта милая, не смерть во тьме гробницы, А только легкий сон смежил твои ресницы.
Придет мгновение, когда листва увянет И пальцы над строкой в бессилии замрут; Отныне хор
Хафиза я люблю давным-давно За то, что, с мудрецами заодно Переступив запреты Магомета, Он
1 За дело, истопник! Раздуй утробу горна! А ты, хромой Вулкан, кузнец, Сгребай лопатою,
1 Сейчас во Франции нам дома не сидится, Остыл заброшенный очаг. Тщеславье — как
Сальватор Завидую тебе, рыбак! Какое счастье Работать, как и ты: тянуть умело снасти, Челн
Правитель гордый, разумом велик, Спустил свирепых псов раздора, Науськав свору их на материк И
О мать Аллегри, град — обитель христианства! Великими детьми, о Парма, будь горда! Я
Есть дьявольский котел, известный всей вселенной Под кличкою Париж; в нем прозябает, пленный, Дух
Привет, Флоренции великий сын! Твой лик С крутым высоким лбом, с волнистой бородою Прекрасней
Угольщику, видно, В жизни повезло! Всякому завидно Наше ремесло — С ремеслом нам, видно,
Вы, следопыты тайн, хранимых божеством, Господствующие над косным веществом, Создатели машин, потомки Прометея, Стихии
Только детям италийской И германской стороны Песни лириков слышны, Трепетанье струн им близко, А
1 О муза милая, подруга Еврипида! Как белая твоя осквернена хламида. О жрица алтарей,
Как грустен облик твой и как сухи черты, О Микеланджело, ваятель дивной силы! Слеза
Ни кротостью, ни негой ясной Черты любимых муз не привлекают нас. Их голоса звучат
«Солдат! Иди вперед, сгибайся и молчи! Ровней держите строй, вояки-палачи! В лохмотья превратить нетрудно
Когда с отчизною своей прощались мы, Взволнованным очам в последний раз предстали Зеленые луга,
Какая надобность в картинах, что широко История рисует нам? В чем смысл ее страниц,
Будь славен, Рафаэль, будь славен, яркий гений! Твой юношеский пыл, твой ясный дар я
Иные с высоты прекрасных плоскогорий Впивают соль ветров, несущихся в просторе, И обращают взор
Мы потеряли все — все, даже смех беспечный, Рожденный радостью и теплотой сердечной, Тот
Когда взошла заря и страшный день багровый, Народный день настал, Когда гудел набат и
Пускай колокола, раскачиваясь мерно, Скликают парижан к молитве суеверной. В их легкомысленной и суетной
Когда в Италии искусство давних дней Потоком ринулось на город вдохновленный, То не был
Расцвели васильки! Синевы островки Разукрасили поле. Нам кричат васильки: «Из Парижа на волю Наперегонки!»
Аббатство мрачное — гигантский мавзолей, — Омытый Темзою и в глубине своей Скрывающий гранит,
Не всегда у волны, неуемной и бурной, Наиболее мутны струи, Не всегда небосвод беспредельно
1 Коль высшим счастьем на земле считают Блаженный миг, когда, соедини В огонь единой