Николай Гумилев

Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью. А думал

Видишь, мчатся обезьяны С диким криком на лианы, Что свисают низко, низко, Слышишь шорох

Отрывок На полярных морях и на южных, По изгибам зеленых зыбей, Меж базальтовых скал

О тебе, о тебе, о тебе, Ничего, ничего обо мне! В человеческой, темной судьбе

Закричал громогласно В сине-черную сонь На дворе моем красный И пернатый огонь. Ветер милый

Однообразные мелькают Все с той же болью дни мои, Как будто розы опадают И

Полночь сошла, непроглядная темень, Только река от луны блестит, А за рекой неизвестное племя,

Лишь ченый бархат, на котором Забыт сияющий алмаз, Сумею я сравнить со взором Её

Эльга, Эльга! — звучало над полями, Где ломали друг другу крестцы С голубыми, свирепыми

Я твердо, я так сладко знаю, С искусством иноков знаком, Что лик жены подобен

Луна уже покинула утесы, Прозрачным море золотом полно, И пьют друзья на лодке остроносой,

Они спустились до реки Смотреть на зарево заката. Но серебрились их виски И сердце

Он мне шепчет: «Своевольный, Что ты так уныл? Иль о жизни прежней, вольной, Тайно

За покинутым, бедным жилищем, Где чернеют остатки забора, Старый ворон с оборванным нищим О

Ромул и Рем взошли на гору, Холм перед ними был дик и нем. Ромул

Откуда я пришел, не знаю… Не знаю я, куда уйду, Когда победно отблистаю В

Много есть людей, что, полюбив, Мудрые, дома себе возводят, Возле их благословенных нив Дети

Царица — иль, может быть, только печальный ребенок, Она наклонялась над сонно-вздыхающим морем, И

Дремала душа, как слепая, Так пыльные спят зеркала, Но солнечным облаком рая Ты в

Я помню древнюю молитву мастеров: Храни нас, Господи, от тех учеников, Которые хотят, чтоб

«Ты совсем, ты совсем снеговая, Как ты странно и страшно бледна! Почему ты дрожишь,

I Над городом плывет ночная тишь, И каждый шорох делается глуше, А ты, душа,

В чащах, в болотах огромных, У оловянной реки, В срубах мохнатых и темных Странные

На таинственном озере Чад Посреди вековых баобабов Вырезные фелуки стремят На заре величавых арабов.

Еще не раз вы вспомните меня И весь мой мир волнующий и странный, Нелепый

Закат. Как змеи, волны гнутся, Уже без гневных гребешков, Но не бегут они коснуться

К таким нежданным и певучим бредням Зовя с собой умы людей, Был Иннокентий Анненский

Это было не раз, это будет не раз В нашей битве глухой и упорной:

Та страна, что могла быть раем, Стала логовищем огня. Мы четвертый день наступаем, Мы

Его глаза — подземные озера, Покинутые царские чертоги. Отмечен знаком высшего позора, Он никогда

Франция, на лик твой просветленный Я еще, еще раз обернусь, И, как в омут,

Неизгладимы, нет, в моей судьбе Твой детский рот и смелый взор девический, Вот почему,

Солнце катится, кудри мои золотя, Я срываю цветы, с ветерком говорю. Почему же не

О, Франция, ты призрак сна, Ты только образ, вечно милый, Ты только слабая жена

Нет, ничего не изменилось В природе бедной и простой, Все только дивно озарилось Невыразимой

После стольких лет Я пришел назад, Но изгнанник я, И за мной следят. —

Вот девушка с газельими глазами Выходит замуж за американца, Зачем Колумб Америку открыл?

Нет тебя тревожней и капризней, Но тебе я предался давно, Оттого, что много, много

Тебе, подруга, эту песнь отдам. Я веровал всегда твоим стопам, Когда вела ты, нежа

Между берегом буйного Красного Моря И Суданским таинственным лесом видна, Разметавшись среди четырех плоскогорий,