Десятый октябрь

Дочиста

пол натереть и выместь,

пыль со стола

убрать и смахнуть,

сдуть со стихов

постороннюю примесь,

и —

к раскрытому настежь окну.

Руки мои —

чтоб были чисты,

свежестью —

чтоб опахнуло грудь.

К сердцу

опять подступают числа:

наших дней

начало и путь.

Сумерки

кровли домов одели…

В память,

как в двор ломовик, тарахтя,

грузом навьючив

дни и недели,

вкатывается

Десятый Октябрь.

Тысячи строк,

совершая обряд,

будут его возносить,

славословя.

Я же

тропу моего Октября

вспомню,

себя изловив на слове

«искренность»…

Трепет летучих искр,

искренность —

блеск непогасшей планеты.

Искренность —

это великий риск,

но без нее

понимания нету.

Искренность!

Помоги моему

сердцу

жар загорнуть и выскресть,

чтоб в моем

неуклюжем уму

песня вздышала,

томясь и искрясь.

Искренность!

Помоги мне пропеть,

вспомнивши,

радостно рассмеяться,

как человеку

на дикой тропе

встретилось сердце,

стучащее

массы.

Был я

безликий интеллигент,

молча гордящийся

мелочью званья,

ждущий —

от общих забот вдалеке —

общей заботы

победное знамя.

Не уменьшась

в темноте норы,

много таких

живут по мансардам,

думая:

ветром иной поры

лик вдохновенный их

творчески задран.

Меряя землю

на свой аршин,

кудри и мысли

взбивая все выше,

так и живут

до первых морщин,

первых припадков,

первых одышек.

Глянут, —

а дум

облыселую гладь

негде приткнуть

одинокому с детства.

Финиш!..

А метили

мир удивлять

либо геройством,

либо злодейством…

Так жил и я…

Ожидал, пламенел,

падал, метался,

да так бы и прожил,

если бы

не забродили во мне

свежего времени

новые дрожжи.

Я не знал,

что крепче и ценней:

тишь предгрозья

или взмывы вала, —

серая

солдатская шинель

выучила

и образовала.

Мы неслись,

как в бурю корабли, —

только тронь,

и врассыпную хлынем.

Мы неслись,

как в осень журавли, —

не было конца

летучим клиньям.

Мы листвой

осыпали страну,

дробью ливней

мы ее размыли.

Надвое —

на новь и старину —

мы ее ковригой

разломили.

И тогда-то понял я

навек —

и на сердце

сразу стало тише:

не один

на свете человек, —

миллионы

в лад

идут и дышат.

И не страшно

стало мне грозы,

нет,

не мрак вокруг меня,

не звери,

лишь бы,

прянув на грозы призыв,

шаг

с ее движеньем соразмерить.

Не беги вперед,

не отставай, —

здесь времен

разгадка и решенье, —

в ряд с другими,

в лад по мостовой

трудным,

длинным,

медленным движеньем.

Вот иду,

и мускулы легки,

в сторону не отойду,

не сяду.

Так иди

и медленно влеки

наш суровый,

наш Октябрь Десятый.

Стройтесь, зданья!

Высьтесь, города!

Так иди

бесчисленным веленьем

и движенья силу

передай

выросшим на смену

поколеньям.

Брось окно,

войди по грудь в толпу,

ей дано теперь

другое имя,

не жестикулируй,

не толкуй, —

крепкий шаг свой

выровняй с другими.

Стань прямее,

проще

и храбрей,

встань лицом

к твоей эпохи лицам,

чтобы тысячами

Октябрей

с тысячными

радостями

слиться!