Наталья Астафьева
И тучи спадают завесою с глаз. И светится неба стекло. И, высыхая, туманится грязь.
Хочу быть доброй, как природа, хочу быть ласковой, как мать, и каждого, даже урода,
Эти длинные ноги, и узкая спина, и волосы, растрепанные после сна, — не могу
Хамелеоны, лицемеры, их термидоры, их брюмеры, премьеры, принятые меры, эксплуатированье веры наивных и несчастных
Если б в сущность мира вникла, может быть, сошла б с ума. Примирилась и
И снова свадьбы снаряжают, и девочки детей рожают. Жизнь будет возобновлена. А у ворот
Густое, комариное, темно-зеленое, лето стозвонное. Колкий колос в горсти топорщится, в емкое поле солнце
Еще почти ребенком ты шла на жертву, мать. Век обернулся волком, чтобы живьем сжевать.
И снова снег, такой пушистый, такой сухой, спокойный, зимний… И вылетает воздух мглистый из
Говорится, что рай, мол, для нищих. Это все — разговор для бедных. Не обрящут
Еще над землею все мысли мои, а тащат под землю меня муравьи, то крылышко,
И снилось мне, что я летала… Мир вылуплялся из яйца. Руками воздух загребала. В
Дым поднимается снизу, медленный, плавный, долгий… “Лизанька, Лизочка, Лиза” — кто-то кричит над Волгой.
И привыкаешь понемногу к тому, что новая страна. Но почему твой облик новый любить
Горю, горю я, как костёр, в степи зажжённый пастухами, — вокруг пустой ночной простор,
И прилетал на землю бог в скафандре космонавта. Задумчиво поверх голов глядел он в
Город наш очень быстро нищает. Появились огромные стаи безнадзорных бродячих собак — как грозящего
И пребываю я в покое, таком большом и сердобольном, как будто поле вековое, привыкшее
И к нам судьба стучала в дверь, рвала, надавливала кнопку… И среди всех людских
Хранящая окраска—мимикрия, тобой одежды пропотели густо, ты прорастаешь в сердце и в печенку и
Гляжу сухими глазами на краткий жизни срок. Как рушится твердый камень. Как из трещин
Хоть нет нигде там того света, а только временное тут, мне снятся люди с
Хорошо быть анонимом из прошедшего столетья и смотреть на мчащих мимо, веселящихся как дети
Гляжу на зеленое небо, тоскуя. Рассвет. Венера… Венера… Проходят миллионы лет. Зазывным зеленым глазом
Холодно, братцы, холодно, скучно брести под дождем, близость зимы наступающей чувствуется во всем. Низкие
Гляди, волчица волку зализывает раны, ребенка-человека выкормила брюхом… Мы вышли из природы, как пули
Из норок вылезшие звери резвятся тихо под луной… Конец приходит биосфере, и нашей суетности
Как яичко, облупился нос… В памяти отстукал телеграф ленту дней… Там бегает мой брат
Как в сталактитовой пещере, шагаю по Арбату… Дома, сосульками ощерясь, вслед смотрят зверовато. Над
Как трудно люди умирают, как будто в схватках родовых. Смерть от планеты отрывает тела
Как славно добрести в дороге к постели чистой – и старинной набитой перьями периной
Когда мимо летят поезда, сотрясается наша дача, деревянные планки скачут, двери хлопают наудачу —
Как об лед немая рыба бьется смертно, мы так бились год за годом незаметно.
Когда маму забрали под Первое мая, тут же вскоре сославши в казахские степи, мы
Как лодка, к берегу причалена. Но снова ветер необычайного меня уносит прочь — туда,
Когда историки, как Страшный Суд, придут порыться по секретным сейфам, быть может, среди тех,
Как ласково на мир глядят глазами выцветшими старцы. Так только доченькины пальцы ласкают брошенных
Когда души спокойствие нарушу, мне кажется фальшивым каждый звук, и целый день все падает
Каблуками бы топтала, била белое лицо, чтобы сердце не рыдало, не любило подлецов. Сдвинул
Кидало, шлепало, об землю било… Ах, что осталось? Сыпучих косточек не соберу. Приподымаюсь травой