Далёко, одна на кладбище

Далёко, одна на кладбище, лежишь ты, и я на кладбище том не был.

Далёко, одна… Над могилой синеет неяркое, русское небо.

Далёко! И если судьба не захочет, я там никогда и не буду,

И что-то мне шепчет, что я там не буду,

и, может быть, в жизни тебя позабуду.

Есть странная, страшная сила, забвенье — та сила.

Я знаю: быть может, и ты меня тоже забыла.

Ведь если надрежем мы дерево, новые соки его заживляют, кора зарастает бесследно.

Что было бы с бедной душою без силы целебной, без силы победной!

Но мнится мне, ты пред концом, с другими, с друзьями, с родными,

Средь слез расставания вспомнила старое, старое, полузабытое имя,

Шепнула его и вздохнула с любовью, иль горечью, или прощеньем,

Наверно, с прощеньем, мой грех невелик был, наверно с прощеньем.

Мой грех невелик был: я только любил и не лгал пред тобою.

Быть может, так было и нужно, и так суждено мне судьбою —

Тебя разбудить от дремоты, когда же, проснувшись, с еще полусонной улыбкой

На мир и меня ты взглянула, — уйти, отвернуться и горькой признать всё ошибкой.

Но мной пробужденная к жизни, ты в жизни осталась,

Забыла, что было, творила, любила, смеялась

И шла без меня такою уверенной твердой походкой,

Как будто и не было той, которую я покидал заплаканной, бедной сироткой.

Но что же твой образ душе как упрек и как бремя?

О, тяжесть ошибок, которых уже не искупит ни время,

Ни горечь рыданий, ни страстность молитв, которых не смоет

Вся вечность, что будет, и миг отошедший тяжелыми волнами скроет.

Вся вечность! Такое простое и всё ж невозможное слово «навеки»:

Над темной могилой струятся всё более темные и полноводные реки.

Ужели навеки? И вот, когда и меня унесут эти воды,

Не будет свиданья, не будет бессмертья, не будет свободы.