Поэт Ферназ в своей эпической поэме
к ответственному приступает месту:
поведать предстоит, как Дарий, сын Гистаспа,
сел в Персии на царство (от него
наш славный Митридат Евпатор происходит,
понтийский царь). Тут главное — понять,
какие чувства Дарием владели.
Гордыня? Упоенье? Может статься,
что именно они, а впрочем — нет:
скорее Дарий сознавал тщету величия.
Итак, в раздумья погружен поэт.
И вдруг слуга вбегает, отрывая
поэта от работы важной вестью.
Война. Мы перешли большими силами границу,
сдержав первоначальный натиск римлян.
Ферназ ошеломлен. Какая неприятность!
Прославленному нашему царю
теперь-то уж не до поэм — куда там!
Иначе он бы не был Митридатом.
Какие там стихи — идет война!
Ферназ в отчаянье. Какой удар!
И именно теперь, когда бы он известность
мог «Дарием» своим снискать и навсегда
завистникам ничтожным рот заткнуть.
Придется ждать, опять придется ждать.
А сколько ждать? Когда бы только это!
И сколько сможет продержаться Амис?
Еще вопрос, как этот город укреплен.
О, римляне опасные враги!
Достаточно ли мы, каппадокийцы,
сильны, чтобы не уступить? Способны ли
мы римским легионам дать отпор?
О наши боги, помогите нам!
Но огорченье, но глубокая тревога
остановить не властны мысль поэта.
Гордыня — вот что Дарием владело.
И упоенье. Упоенье и гордыня.