Иосиф Бродский
Ах, улыбнись, ах, улыбнись, во след махни рукой Недалеко за цинковой рекою Ах, улыбнись,
А здесь жила Петрова. Не могу припомнить даже имени. Ей-Богу. Покажется, наверное, что лгу,
За церквами, садами, театрами, за кустами в холодных дворах, в темноте за дверями парадными,
V.S. В Рождество все немного волхвы. В продовольственных слякоть и давка. Из-за банки кофейной
I Мари, шотландцы все-таки скоты. В каком колене клетчатого клана предвиделось, что двинешься с
Первый день нечетного года. Колокола выпускают в воздух воздушный шар за воздушным шаром, составляя
Виктору Голышеву Птица уже не влетает в форточку. Девица, как зверь, защищает кофточку. Поскользнувшись
Евгению Рейну Архитектура, мать развалин, завидующая облакам, чей пасмурный кочан разварен, по чьим лугам
День назывался «первым сентября». Детишки шли, поскольку — осень, в школу. А немцы открывали
М.Б. Провинция справляет Рождество. Дворец Наместника увит омелой, и факелы дымятся у крыльца. В
На окраинах, там, за заборами, За крестами у цинковых звезд, За семью-семьюстами запорами И
Бессмертия у смерти не прошу. Испуганный, возлюбленный и нищий, — но с каждым днем
… погонщик возник неизвестно откуда. В пустыне, подобранной небом для чуда по принципу сходства,
Небольшая дешевая гостиница в Вашингтоне. Постояльцы храпят, не снимая на ночь черных очков, чтоб
Елизавете Лионской I Помрачненье июльских бульваров, когда, точно деньги во сне, пропадают из глаз,
Августовские любовники, августовские любовники проходят с цветами, невидимые зовы парадных их влекут, августовские любовники
Дереку Уолкотту I Зимой смеркается сразу после обеда. В эту пору голодных нетрудно принять
Деревья окружили пруд, белеющий средь них, как плешь, почти уже кольцом, но тут тропинка
А. Буров — тракторист — и я, сельскохозяйственный рабочий Бродский, мы сеяли озимые —
I В коляску — если только тень действительно способна сесть в коляску (особенно в
Брожу в редеющем лесу. Промозглость, серость. Уже октябрь. На носу Ваш праздник, Эрос. Опять
«Этот, уходя, не оглянулся…» Анна Ахматова I Двери вдыхают воздух и выдыхают пар; но
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг. Уснули стены, пол, постель, картины, уснули стол, ковры,
Нет, не посетует Муза, если напев заурядный, звук, безразличный для вкуса, с лиры сорвется
Всю жизнь он что-нибудь строил, что-нибудь изобретал. То для критской царицы искусственную корову, чтоб
Блестит залив, и ветр несет через ограду воздух влажный. Ночь белая глядит с высот,
Среди бела дня начинает стремглав смеркаться, и кучевое пальто норовит обернуться шубой с неземного
Вы поете вдвоем о своем неудачном союзе. Улыбаясь сейчас широко каждый собственной музе. Тополя
Что ветру говорят кусты, листом бедны? Их речи, видимо, просты, но нам темны. Перекрывая
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана.
— Что ты делаешь, птичка, на черной ветке, оглядываясь тревожно? Хочешь сказать, что рогатки
Дом тучами придавлен до земли, охлестнут, как удавкою, дорогой, сливающейся с облаком вдали, пустой,
Что касается звезд, то они всегда. То есть, если одна, то за ней другая.
Это было плаванье сквозь туман. Я сидел в пустом корабельном баре, пил свой кофе,
Аеre perennius* Приключилась на твердую вещь напасть: будто лишних дней циферблата пасть отрыгнула назад,
Что хорошего в июле? Жуткая жара. Осы жалятся как пули. Воет мошкара. Дождь упрямо
Эстонские деревья озабоченно удерживают тусклые листы. Эстонскою латынью у обочины надписаны могильные кресты. И
Предлагаю вам небольшой трактат об автономности зрения. Зрение автономно в результате зависимости от объекта
Черные города, воображенья грязь. Сдавленное ‘когда’, выплюнутое ‘вчерась’, карканье воронка, камерный айболит, вдавливанье позвонка