Илья Эренбург

Бомбы осколок. Расщеплены двери. Все перепуталось — боги и звери. Груди рассечены, крылья отбиты.

Большая черная звезда. Остановились поезда. Остановились корабли. Травой дороги поросли. Молчат бульвары и сады.

Бои забудутся, и вечер щедрый Земные обласкает борозды, И будет человек справлять у Эбро

Белеют мазанки. Хотели сжечь их, Но не успели. Вечер. Дети. Смех. Был бой за

Белесая, как марля, мгла Скрывает мира очертанье, И не растрогает стекла Мое убогое дыханье.

Батарею скрывали оливы. День был серый, ползли облака. Мы глядели в окно на разрывы,

Было в жизни мало резеды, Много крови, пепла и беды. Я не жалуюсь на

К чему слова и что перо, Когда на сердце этот камень, Когда, как каторжник

Были вокруг меня люди родные, Скрылись в чужие края. Только одна Ты, Святая Мария,

При первой встрече ты мне сказала: «Вчера Я узнала, что вы уезжаете… мы скоро

Были липы, люди, купола. Мусор. Битое стекло. Зола. Но смотри — среди разбитых плит

Мяли танки теплые хлеба, И горела, как свеча, изба. Шли деревни. Не забыть вовек

Был тихий день обычной осени. Я мог писать иль не писать: Никто уж в

Был лютый мороз. Молодые солдаты Любимого друга по полю несли. Молчали. И долго стучались

Был час один — душа ослабла. Я видел Глухова сады И срубленных врагами яблонь

Был бомбой дом как бы шутя расколот. Убитых выносили до зари. И ветер подымал

Будет день — и станет наше горе Датами на цоколе историй, И в обжитом

Есть в мире печальное тихое место, Великое царство больных. Есть город, где вечно рыдает

Зевак восторженные крики Встречали грузного быка. В его глазах, больших и диких, Была глубокая

На площади пел горбун, Уходили, дивились прохожие: «Тебе поклоняюсь, буйный канун Черного года! Монахи

Где люди ужинали — мусор, щебень, Кастрюли, битое стекло, постель, Горшок с сиренью, а

Чтоб истинно звучала лира, Ты должен молчаливым быть, Навеки отойти от мира, Его покинуть

Какой прибой растет в угрюмом сердце, Какая радость и тоска, Когда чужую руку хоть

Гляжу на снег, а в голове одно: Ведь это — день, а до чего

Что седина! Я знаю полдень смерти — Звонарь блаженный звоном изойдет, Не раскачнув земли

Как восковые, отекли камельи, Расина декламируют дрозды. А ночью невеселое веселье И ядовитый изумруд

Глаза погасли, и холод губ, Огромный город, не город — труп. Где люди жили,

Что любовь? Нежнейшая безделка. Мало ль жемчуга и серебра? Милая, я в жизни засиделся,

Как скучно в «одиночке», вечер длинный, А книги нет. Но я мужчина, И мне

Где камня слава, тепло столетий? Европа — табор. И плачут дети. Земли обиды, гнездо

Чем расставанье горше и труднее, Тем проще каждодневные слова: Больного сердца праздные затеи. А

Как эти сосны и строенья Прекрасны в зеркале пруда, И сколько скрытого волненья В

Где играли тихие дельфины, Далеко от зелени земли, Нарываясь по ночам на мины, Молча

Чай пила с постным сахаром, Умилялась и потела. Страшила смертными делами Свое веское тело.

Как дерево в большие холода, Ольха иль вяз, когда реки вода, Оцепенев, молчит и

Есть задыханья, и тогда В провиденье грозы Не проступившие года Взметают пальцев зыбь. О,

Помню день, проведенный в Лукке, Дым оливок, казавшийся серым, Небо, полное мути, Желтого зла

Из земной утробы Этновою печью Мастер выплеснул густое серебро На обугленные черные предплечья Молодых

Есть время камни собирать, И время есть, чтоб их кидать. Я изучил все времена,

Из-за деревьев и леса не видно. Осенью видишь, и вот что обидно: Как было

Есть перед боем час — всё выжидает: Винтовки, кочки, мокрая трава. И человек невольно

Когда задумчивая Сена Завечереет и уснет, В пустых аллеях Сен-Жермена Ко мне никто не

…И вот уж на верхушках елок Нет золотых и розовых огней. Январский день, ты

Если ты к земле приложишь ухо, То услышишь — крыльями звеня, В тонкой паутине

Когда я был молод, была уж война, Я жизнь свою прожил — и снова

…И кто в сутулости отмеченной, В кудрях, где тишина и гарь, Узнает только что

Всё это шутка… Скоро весна придет. Этот год наши дети будут звать «Революцией», А

Когда встают туманы злые И ветер гасит мой камин, В бреду мне чудится, Россия,

И дверцы скрежет: выпасть, вынуть. И молит сердце: где рука? И всё растут, растут

Мальчика игрушечный кораблик Уплывает в розовую ночь, Если паруса его ослабли, Может им дыхание

Когда в веках скудеет звук свирельный, Любовь встает на огненном пути. Ее встревоженное сердце