Мальва льда

Среднее время чтения: 6 минут(ы)

1

Кто эта слезная тоскунья?

Кто эта дева, мальва льда?

Как ей идет горжетка кунья

И шлем тонов «pastilles valda»…

Блистальна глаз шатенки прорезь,

Сверкальны стальные коньки,

Когда в фигурах разузорясь,

Она стремглавит вдоль реки.

Глаза, коньки и лед — все стально,

Студено, хрустко и блистально.

Но кто ж она? но кто ж она?

Омальвенная конькобежка?

Японка? полька? иль норвежка?

Ах, чья невеста? чья жена?

Ничья жена, ничья невеста,

Корнета русского вдова,

Погибшего у Бухареста

Назад, пожалуй, года два,

В дни социального протеста.

Сама не ведая — зачем,

Она бежала за границу

И обреклась мытарствам всем,

Присущим беженцам. Страницу

Пустую жизни дневника

Тоской бесправья испещрила,

И рожа жизни, как горилла,

Ей глянула в лицо. Тоска

Тягучая ее объяла…

О, было много, стало мало

Беспечных и сердечных дней.

Старушка-мать больная с ней,

Отец, измайловский полковник,

И брата старшего вдова

С девизом в жизни: «Трын-трава»

И «каждый ухажер — любовник»…

«О, Гриппе легче жить, чем мне, —

Над ней задумывалась Липа, —

Она не видит слез и всхлипа

И видит лишь фонарь в луне…

Ей не дано в луне планету

Почувствовать, ей не дано…

Ее игривому лорнету

Все одинаково равно,

Будь то луна иль Кордильеры…

И если это не форшмак,

Не розы и не гондольеры,

Какой бы ты там ни был маг,

Ты сердцем Гриппы не омагишь

И перед нею в лужу „лягешь“

И легши, в слезах „потекёшь“…»

2

Читатель! Кстати: где найдешь

Такую ты интеллигентку,

Окончившую институт,

Чтоб грамотной была! На стенку

Не лезь, обиженная: тут

Преувеличенного мало…

Не ты одна, поверь, ломала,

Коверкая, родной язык…

Предслышу я злорадный зык

Своих критических кретинов,

Что я не меньше Гриппы сам

Повинен в этой ломке… Гам

Их пустозвончатый откинув,

Им в назиданье преподам

Урок: не лаять скверной моськой

На величавого слона.

Послушай, критика! Ты брось-ка

Вести себя, как девка Фроська:

По существу соль солона!..

И как атласист лоский лацкан

И аморальна «фея тьмы»,

Так критика всегда дурацка:

Над этим думали ведь мы…

О, «девка Фроська»! Просто здесь-ка

Ты символ критики шальной.

Продумай термин мой и взвесь-ка

Его значенье, шут хмельной.

Попутно критике дав бокса,

От темы сильно я отвлекся,

И, Липу с Гриппой позабыв,

Впал в свой излюбленный мотив.

Мне в оправданье то, что силе

Моей мешали эти тли:

О, как они мне насолили!

Как оскорбляли! Поносили!

И довели бы до петли, —

До смерти, — если б дерзновенен

И смел я не был, как орел.

Убил же Надсона Буренин,

Безвременно в могилу свел…

Я не был никогда поклонник

Стереотипного нытья

И сладковатого питья,

Что горестный односторонник,

«Студенческий поручик» вам,

Сородичи, давал! Но сам,

Как человек кристально честный,

Бездарный Надсон был, и я

Разгневан травлей неуместной

Нововременского враля.

3

Когда разгромленный Юденич

В Прибалтику их приволок,

Полковник Александр Евгеньич

С женою вместе в тифе слег.

Да, тиф, свирепствовавший в Нарве

От Гунгенбурга и до Ярви,

Порядочно людей скосил

Слезами горести и скорби.

Его бациллы разносил

Бедняк — в узле, крестьянин — в торбе,

Вагон — в скамейках, по полям

И деревням болтливый ветер…

Тиф только Орро не заметил

И прикоснуться к тополям

Не смел своей гребучей лапой.

Как малярия под Анапой,

Так тиф — под Орро… Без гроша

В кармане Липа, пореша

Спасти родителей от смерти,

Истратив бывшее в конверте,

Продать решилась кое-что

Из наспех взятого: пальто

Каракулевое, браслетку,

Часы и ценный адамант.

Недаром ибсеновский Бранд

Закаливал тридцатилетку:

Ее заботы и уход

За страждущими не пропали, —

И вот отец уже встает

С постели в беженской опале;

За ним поправилась и мать,

Благодаря стараньям Липы.

Поэтому легко понять,

Что в этот год особо липы

Благоуханные цветут,

И чуждая ей деревушка

Совсем особенный уют

Таит в себе. И мать-старушка,

К весне восставшая с одра

Болезни, ей еще дороже…

Как с Липою она добра!

И папа, милый папа, — тоже!..

«Ведь вот как нищие живут:

Недоедая, прозябая,

Справляют непривычный труд,

Ан, глядь, не сдохнут, не умрут!» —

Соседка молвила рябая.

4

Увлекся Липою матрос,

Двадцатилетний иноземец:

Ей приносил букеты роз,

А иногда и целый хлебец.

Он был хороший мальчуган,

Шикарь, кокет, поэт немного,

Но он был скользким, как минога,

В нее влюбленный Иоганн…

Его сменил приват-доцент

Гусь-Уткин, с рыжей ражей рожей,

Он ей дарил аршины лент

И туфли с лаковою кожей,

И шоколад, и пепермент…

За этим репортер прохожий

Увлекся Липой, но без крыл

И без бумажника в кармане,

В пустячном, проходном романе

Он ничего ей не дарил…

Была ли Липа с ним близка?

Но не были они ей близки.

Ей эта жизнь была узка:

Грязь, нищета, нужда, тоска

И эти жалкие огрызки…

Немудрено, когда хромой

Сын лавочника, рослый Дмитрий,

Игравший с огоньком на цитре,

К ней начал свататься зимой,

Она без долгих размышлений,

Уставшая от оскорблений,

Метнулась в брачную петлю,

Забыв сказать ему «люблю»…

Рейтинг
( Пока оценок нет )