Георгий Адамович
Ни музыки, ни мысли… ничего. Тебе давно чистописанья мало, Тебе давно игрой унылой стало,
Невыносимы становятся сумерки, Невыносимые вечера… Где вы, мои опоздавшие спутники? Где вы, друзья? Отзовитесь.
Навеки блаженство нам Бог обещает! Навек, я с тобою! — несется в ответ. Но
Наперекор бессмысленным законам, Наперекор неправедной судьбе Передаю навек я всем влюбленным Мое воспоминанье о
Нам в юности докучно постоянство, И человек, не ведая забот, За быстрый взгляд и
Ночами молодость мне помнится, Не спится… Третий час. И странно в горестной бессоннице Я
Ложится на рассвете легкий снег. И медленно редеют острова, И холодеет небо… Но хочу
Пора печали, юность — вечный бред. Лишь растеряв по свету всех друзей, Едва дыша,
Летит паровоз, клубится дым. Под ним снег, небо над ним. По сторонам — лишь
Куртку потертую с беличьим мехом Как мне забыть? Голос ленивый небесным ли эхом Мне
Когда успокоится город И смолкнет назойливый гам, Один выхожу я из дому, В двенадцать
Как холодно в поле, как голо И как безотрадны очам Убогие русские села (Особенно
Холодно. Низкие кручи Полуокутал туман. Тянутся белые тучи Из-за безмолвных полян. Тихо. Пустая телега
Есть, несомненно, странные слова, Не измышленья это и не бредни. Мне делается холодно, едва
Если дни мои, милостью Бога, На земле могут быть продлены, Мне прожить бы хотелось
Еще переменится все в этой жизни — о, да! Еще успокоимся мы, о былом
Единственное, что люблю я — сон. Какая сладость, тишина какая! Колоколов чуть слышный перезвон,
Девятый век у северской земли Стоит печаль о мире и свободе, И лебеди не
Да, да… я презираю нервы, Истерику, упреки, все. Наш мир — широкий, щедрый, верный,
Что там было? Ширь закатов блеклых, Золоченых шпилей легкий взлет, Ледяные розаны на стеклах,
Был вечер на пятой неделе Поста. Было больно в груди. Все жилы тянулись, болели,