Звенели, пели
Звенели, пели. Грязное сукно, И свечи тают. «Ваша тройка бита. Позвольте красненькую. За напиток
Жизнь! Что мне надо от тебя
Жизнь! Что мне надо от тебя, — не знаю. Остыла грусть, младенчества удел. Но
Железный мост откинут
Железный мост откинут И в крепость не пройти. Свернуть бы на равнину С опасного
Заходит наше солнце
Заходит наше солнце… Где века Летящие, где голоса и дали? Где декорации? Уж полиняли
За все, за все спасибо
За все, за все спасибо. За войну, За революцию и за изгнанье. За равнодушно
За слово, что помнил когда-то
За слово, что помнил когда-то И после навеки забыл, За все, что в сгораньях
За миллионы долгих лет
За миллионы долгих лет Нам не утешиться… И наш корабль, быть может, Плывя меж
З. Г.
Там, где — нибудь, когда — нибудь, У склона гор, на берегу реки, Или
Я не тебя любил, но солнце, свет
Я не тебя любил, но солнце, свет, Но треск цикад, но голубое море. Я
Всю ночь слова перебираю
Всю ночь слова перебираю, Найти ни слова не могу, В изнеможеньи засыпаю И вижу
Вот жизнь
Вот жизнь, — пелена снеговая, И ночи, и здесь тишина, — Спустилась, лежит и
Воробьевы горы
Звенит гармоника. Летят качели. «Не шей мне, матерь, красный сарафан». Я не хочу вина.
В старинный альбом
Милый, дальний друг, простите, Если я вам изменил. Что мне вам сказать? Поймите, Я
У дремлющей Парки в руках
(У дремлющей Парки в руках, Где пряжи осталось так мало…) Нет, разум еще не
Тянет сыростью от островов
Тянет сыростью от островов, Треплет ветер флаг на пароходе, И глаза твои, как две
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов… И оборвалась речь сама собою. На камне женщина поет
Тихим, темным, бесконечно
Тихим, темным, бесконечно — звездным, Нет ему ни имени, ни слов, Голосом небесным и
Там солнца не будет
Там солнца не будет… Мерцанье Каких — то лучей во мгле, Последнее напоминанье О
Так тихо поезд подошел
Так тихо поезд подошел, Пыхтя, к облезлому вокзалу, Так грустно сердце вспоминало Весь этот
Так беспощаден вечный договор
Анне Ахматовой Так беспощаден вечный договор! И птицы, и леса остались дики, И облака,
Светало
Светало. Сиделка вздохнула. Потом Себя осенила небрежным крестом И отложила ненужные спицы. Прошел коридорный
Сухую позолоту клена
Сухую позолоту клена Октябрь по улицам несет, Уж вечерами на балконах Над картами не
Стоцветными крутыми кораблями
Стоцветными крутыми кораблями Уж не плывут по небу облака, И берега занесены песками, И
Слушай, и в смутных догадках не лги
Слушай — и в смутных догадках не лги. Ночь настает, и какая: ни зги!
Рассвет и дождь
Рассвет и дождь. В саду густой туман, Ненужные на окнах свечи, Раскрытый и забытый
Пять восьмистиший
1 Ночь… в первый раз сказал же кто-то — ночь! Ночь, камень, снег… как
Приглядываясь осторожно
Приглядываясь осторожно К подробностям небытия, Отстаивая, сколько можно, Свое, как говорится, «я», Надеясь, недоумевая,
Понять — простить
«Понять — простить». Есть недоступность чуда, Есть мука, есть сомнение в ответ. Ночь, шёпот,
Под ветками сирени сгнившей
Под ветками сирени сгнившей, Не слыша лести и обид, Всему далекий, все забывший, Он,
По широким мостам
По широким мостам… Но ведь мы все равно не успеем, Эта вьюга мешает, ведь
По Марсову полю
Сияла ночь. Не будем вспоминать Звезды, любви, — всего, что прежде было. Пылали дымные
Печально-желтая луна
Печально-желтая луна. Рассвет Чуть брезжит над дымящейся рекою, И тело мертвое лежит… О, бред!
Патрон за стойкою глядит привычно, сонно
Патрон за стойкою глядит привычно, сонно, Гарсон у столика подводит блюдцам счет. Настойчиво, назойливо,
Памяти М. Ц.
Поговорить бы хоть теперь, Марина! При жизни не пришлось. Теперь вас нет. Но слышится
Остров был дальше, чем нам показалось
Остров был дальше, чем нам показалось. Зеркало озера, призрачный нег, С неба снежинки… ну
Оставленная
Мы всё томимся и скучаем, Мы равнодушно повторяем, Что есть иной и лучший край.
Он милостыни просит у тебя
Он милостыни просит у тебя, Он — нищий, он протягивает руку. Улыбкой, взглядом, молча,
Он говорил: «Я не люблю природы»
Он говорил: «Я не люблю природы, Я научу вас не любить ее. И лес,
Окно, рассвет
Окно, рассвет… едва видны, как тени, Два стула, книги, полка на стене. Проснулся ль
Один сказал: «Нам этой жизни мало
Один сказал: «Нам этой жизни мало», Другой сказал: «Недостижима цель», А женщина привычно и
О том, что смерти нет, и что разлуки нет
О том, что смерти нет, и что разлуки нет, И нет земной любви предела,
О, сердце разрывается на части
«О, сердце разрывается на части От нежности… О да, я жизнь любил, Не меряя,
О, если правда, что в ночи
«О, если правда, что в ночи…» Не правда. Не читай, не надо. Все лучше:
О если где-нибудь, в струящемся эфире
«О если где — нибудь, в струящемся эфире, В надзвездной вышине, В невероятной тьме,
Ну, вот и кончено теперь
Ну, вот и кончено теперь. Конец. Как в мелодраме, грубо и уныло. А ведь
Ночи
Как трудно вечером дышать И думать! И ночами тоже, Когда чугунная кровать Совсем на
Ночью он плакал
Ночью он плакал. О чем, все равно. Многое спутано, затаено. Ночью он плакал, и
Ночь, и к чему говорить о любви
Ночь… и к чему говорить о любви? Кончены розы и соловьи, Звезды не светят,
Но смерть была смертью
Но смерть была смертью. А ночь над холмом Светилась каким-то нездешним огнем, И разбежавшиеся
Ничего не забываю
Ничего не забываю, Ничего не предаю… Тень несозданных созданий По наследию храню. Как иголкой
Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды
Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды, Не умирают люди от обиды И не перестают