Федерико Гарсиа Лорка
Дождик идет в Сантьяго, сердце любовью полно. Белой камелией в небе светится солнца пятно.
Десять девушек едут Веной. Плачет смерть на груди гуляки. Есть там лес голубиных чучел
Мне страшно не вернуться к чудоцветам, твоим глазам живого изваянья. Мне страшно вспоминать перед
Кто скажет теперь, что жил ты на свете? Врывается боль в полумрак озаренный. Два
От Кадиса до Гибралтара дорога бежала. Там все мои вздохи море в пути считало.
По берегу к броду пойдем мы безмолвно взглянуть на подростка, что бросился в волны.
Шепчет вечер: «Я жажду тени!» Молвит месяц: «Звезд ярких жажду!» Жаждет губ хрустальный родник,
О, шепоток любви глухой и темной! Безрунный плач овечий, соль на раны, река без
Погруженное в мысли свои неизменно, одиночество реет над камнем смертью, заботой, где, свободный и
Сегодня чувствую в сердце неясную дрожь созвездий, но глохнут в душе тумана моя тропинка
Горька позолота пейзажа. А сердце слушает жадно. И сетовал ветер, окутанный влажной печалью: —
В Буэнос-Айресе есть волынка, та волынка над рекой Ла-Платой. Норд на ней играет, влажным
Мшистых лун неживая равнина и ушедшей под землю крови. Равнина крови старинной. Свет вчерашний
Пора проститься с сердцем однозвучным, с напевом безупречнее алмаза — без вас, боровших северные
Под луною черной запевают шпоры на дороге горной… (Вороной храпящий, где сойдет твой всадник,
Потухшие звезды усыпали пеплом холодное лоно реки зеленой. Ручей растрепал свои косы, а тайные
Посмотри, как застыл, побелел тот влюбленный! Это пляшет луна над долиною мертвых. В ночь
Пейзаж Масличная равнина распахивает веер, запахивает веер. Над порослью масличной склонилось небо низко, и
Поэт просит свою любовь, чтобы она ему написала Любовь глубинная, как смерть, как весны,
Пошла моя милая к морю отливы считать и приливы, да повстречала нечаянно славную реку
Ночь на пороге. Над наковальнями мрака гулкое лунное пламя. Ночь на пороге. Сумрачный вяз
Потемки моей души отступают перед зарею азбук, перед туманом книг и сказанных слов. Потемки
Потупив взор, но воспаряя мыслью, я брел и брел… И по тропе времен металась
Гармония ночи глубокой разрушена грубо луной ледяной и сонной, взошедшей угрюмо. О жабах —
Пергаментною луною Пресьоса звенит беспечно, среди хрусталей и лавров бродя по тропинке млечной. И,
Проходили люди дорогой осенней. Уходили люди в зелень, в зелень. Петухов несли, гитары —
Ливень ласки и грусти прошумел в захолустье, дрожь вселил на прощанье в садовые листья.