Эмили Дикинсон

Звук похорон в моем мозгу, И люди в черном там Все ходят — ходят

Земля, чей берег омывают Заката Желтые Моря; Она растет и отливает, Загадкой запада горя!

Здесь слишком кратки дни И скудны ночи, Чтобы могли они Сосредоточить Восторги, что здесь

Здесь письма к миру от меня, Что не напишет мне, — Скупые вести Бытия

Я все теряла дважды У смертного порога, Стояла дважды нищей Перед дверями Бога! И

Я видел мертвые глаза, Бежавшие по кругу, И были Нечто отыскать Мучительны потуги; Затем

Я умерла за Красоту, В могилу я легла, И тут сосед меня спросил, За

Я удаляюсь — я уже не ваша; То имя, что упало на лицо мне

Я расскажу вам, как восходит солнце. По временам — лишь полоса И башня в

Я — Никто. А ты — ты кто? Может быть—тоже—Никто? Тогда нас двое. Молчок!

Я дважды скончаюсь, и перед концом Глаза, чтоб еще посмотреть им, Открою на миг:

Взгляни на время благодарно, Оно старалось, как могло; Как нежно озаряет солнце Все человеческое

Веселее! Веселее! Пораженье — не беда! В нищете одна потеря Вам не сделает вреда;

Вдруг в тишину ворвался шквал — К земле траву прижал — Зеленым холодом пахнул

В короткой жизни сей, Что длится час, не боле, Как много — и как

В извилинах мозги текли легко и ровно, Но отклонились вдруг В течении полнокровном, И

Узнать, как страдал он — уже награда; Узнать, был ли кто-нибудь рядом, Кому его

Утратить веру — хуже, чем Именье потерять, Именье можно возвратить, Но веры — не

Укрыты в алебастровых палатах, Бесчувственны к утрам И бегу дней — Спят кротко члены

У меня была гинея Золотая, но в песке Я гинею потеряла. И хотя лежит

Тихо желтая Звезда На небо взошла, Шляпу белую сняла Светлая Луна, Вспыхнула у Ночи

Свет для жабы — отрава Смерть — это общее право Жабы и человека —

Сражаться смело — славный труд, Но будет тот храбрее, Кто разобьет в своей груди

Сперва мы просим радости, Потом — покой лишь дать, А позже — облегчения, Чтоб

Сознание, что сознает И Тьму и Свет равно, Когда-нибудь узнает Смерть, Но лишь оно

Смерть — это долгий разговор Промеж Душой и Прахом. «Все тлен!» — гнет Смерть.

Слишком поздно для человека, Но рано для Бога Спасать твою душу; Лишь молитва —

Скоро в доме, что напротив, Кто-нибудь умрет — По его пустому взгляду Знала наперед.

Скажи всю Правду, но лишь вскользь — Окольный путь верней. Опасен для души восторг

Росток, листок и лепесток И солнца утренний поток — Роса в траве — пчела

Радуйтесь! Кончилась буря! Четверо — спасены, Сорок других не вернулись Из-под кипящей волны. В

Пусть Великие Воды спят. В том, что Бездну они хранят, Сомневаться не смей —

Публикация — продажа Сердца и Ума, Этакой торговли лучше Нищая сума. А быть может,

Представь, что маленький цветок Из северных широт Спустился вниз вдоль долготы И вот, открывши

Предчувствие — это длинная тень на лугу, Когда солнце сгибает свой путь в дугу,

Правды нет — и далек Справедливый судья — На меня рассердился Король — Чтоб

Прах — одна только Тайна, Смерть — один лишь Секрет, О котором в его

Поступок будит Мысль, Затем стучится к Воле, Пока она спокойно Живет в тепле и

Почему меня на небе — Ангелы — не слышат? Слишком громко я пою? Можно

Пейзажем я вижу из моего окна Только море — с ветвями. Если птица и

Печаль — это мышь, Что скребется в груди — ныряя В свою чуткую тишь

Папа свыше! Подумай о мыши В кошачьих лапах! Найди на свете Приют ей, Папа!

Память имеет окна и стены И под самой крышей — Чердак, как у всякого

Она доросла до того, чтобы, бросив Игрушки, что стали ей не нужны, Принять почетную

Он учил «широте», и в том была узость — Ширь не вмещается в умные

Он ел и пил волшебный слог, И дух покинул страх. Он позабыл, что он

Он бился яростно — себя Под пули подставлял, Как будто больше ничего от Жизни

О сокровищах и злате Побеседуй мудро с нищим. А голодному любезно Расскажи о вкусной

О если это — «увяданье», Оно действительно прекрасно! О если это — «умиранье», Похороните

Нет лучше Фрегата — чем Книга — Домчит до любых берегов. Нет лучше Коня

Небо ниже — чем облака. Падая, хлопья снега Валятся в грязь и на дома,