Можайское шоссе (По этому шоссе)

По этому шоссе на восток он шел,

Качались шапок медведи;

Над шапками рвался знаменный шелк,

Над шелком — орлы из меди…

Двадцать языков — тысячи полков,

Набор амуниций странных.

Старая гвардия ледышками штыков

Сверкала на русских курганах.

И русские сосны и русская трава

Слушали вопли:

«Виват! Виват!»

И маршалы скакали, дразня копен:

Даву, Массена, Берпадот, Ней…

И впереди, храпя, как олень,

Целого медведя сбив набекрень,

Этим сияющим соснам рад,

Весь в бакенбардах летел Мюрат…

Москва перед глазами —

Неаполь позади!

Победе виват!

Не изменявшей никогда!

Чудо космографии на его груди:

Южный Крест и Полярная звезда…

А в старом тарантасе,

Который пропах

Цирюльннчьим мылом и потом,

На твердых подушках сидит Бонапарт

И смотрит, как тихо качается пар

Вдали — над шоссе и болотом…

И серый сюртук, и белый жилет

(Скромна полководцев порода),

И круглый живот дрожит, как желе,

И вздрагивает подбородок…

Хозяйственным скрипом скрипит тарантас

И вот над шоссе пропыленном —

Москва, как огромный иконостас,

Встает за горой Поклонной.

Она неприступна:

Приди и возьми

(Он слышит: не кони ль заржали?) —

Булыжником грохнет, укусит дверьми,

Грошовой свечой ужалит.

И сабля вырастет из ветвей

(Он слышит: не ветры ли кличут?),

Недаром ему купола церквей

В глаза кукишами тычут…

Москва придавит периной снегов

Простор, что пушками оран, —

И вместо французских медных орлов

Прокаркает русский ворон!..

И в снежной и в одичалой красе

Снова пустынным станет шоссе…

Мы чествуем нежную почесть травы,

Покрывшую честные гробы.

Гремя по ухабам, на приступ Москвы

Идет покоритель — автобус.

Он ливнем промыт, он ремонтом пропах,

Он движется с ветром вместе:

Ведет он, как некогда вел Бонапарт,

Людей из веселых предместий.

Нас двадцать языков — мы рядом сидим,

За нами лесов зацветающий дым.

Мы знаки окраин приносим в Москву:

На кузове — пыль,

На колесах — траву.

Шипучим ознобом стучит по ногам

Бензин, разогнавший колеса;

Ломятся в окна под грохот и гам

Стада, озера, покосы.

И легкие наши полны до краев

Студеною сыростью лугов…

Пусть рыбы играют в заросших прудах,

Пусть птицы стрекочут на проводах, —

За крышей трактира постылого

Мы видим Дорогомилово…

И щучьим веленьем встают по бокам

Свинец нефтебаков и фабрик бакан…

Нам город готовит добротный уют,

Трамвайных алфавитов пляски,

Распахнуты рынки,

И церкви встают,

Как добрые сырные пасхи…

Бензиновый ветер нас мчит по Москве,

С разлета выносит на площадь,

Где, нашим разведчиком выбежав, сквер

Шумит подмосковною рощей…

И в сброде зеркал и слоновых ниш,

В расхлестнутом масляном студне,

Казарма автобусов, лагерь машин,

Кончает солдатские будни.