Диво дивное

Среднее время чтения: 7 минут(ы)

Ну, вот:

Жил-был мужик Федот —

«Пустой Живот».

Недаром прозвищем таким он прозывался.

Как черный вол, весь век

Трудился человек,

А всё, как голым был, так голым оставался —

Ни на себе, ни на жене!

Нет к счастью, хоть ты что, для мужика подходу.

Нужда крепчала год от году

И наконец совсем Федотушку к стене

Прижала так — хоть с моста в воду.

Ну, хоть живым ложися в гроб!

«Весна-то… Вёдрышко!.. И этаку погоду

Да прогулять?! — стонал несчастный хлебороб,

Руками стиснув жаркий лоб. —

Святитель Миколай! Мать пресвятая дева,

Избави от лихой беды!»

У мужика зерна не то что для посева,

Но горсти не было давно уж для еды.

Затосковал Федот. Здоровье стало хуже.

Но, явно тая с каждым днем,

Мужик, стянув живот ремнем

Потуже,

Решил говеть. Пока говел —

Не ел,

И отговевши,

Сидел не евши.

«Охти, беда! Охти, беда! —

Кряхтел Федот. — Как быть? И жить-то неохота!»

А через день-другой и след простыл Федота:

Ушел неведомо куда!

Федотиха, в слезах от горя и стыда,

Сама себя кляла и всячески ругала,

Что, дескать, мужа проморгала.

А муж,

Сумев уйти тайком от бабы,

Не разбирая вешних луж,

Чрез ямы, рытвины, ухабы,

По пахоти, по целине

Шагал к неведомой стране, —

Ну, если не к стране, то, скажем, так куда-то,

Где люди, мол, живут и сыто и богато,

Где всё, чего ни спросишь, есть,

Где мужику дадут… поесть!

Худой да легкий с голодовки,

Федот шагал без остановки,

Порой почти бежал бегом,

А как опомнился уж к ночи,

Стал протирать в испуге очи:

Дождь, ветер, а кругом… дремучий лес кругом.

Искать — туда, сюда… Ни признаку дороги.

От устали Федот едва волочит ноги;

Уж мысль была присесть на первый же пенек, —

Ан только в поисках пенька он кинул взглядом,

Ни дать ни взять — избушка рядом.

В окне маячит огонек.

Кой-как нащупав дверь, обитую рогожей,

Федот вошел в избу.

«Здорово, землячок! —

Федота встретил так хозяин-старичок. —

Присядь. Устал, поди, пригожий?

Чай, издалёка держишь путь?»

«Из Голодаевки».

«Деревня мне знакома.

Рад гостю. Раздевайсь».

«Мне малость бы соснуть».

«Располагайся, брат, как дома.

А только что я спать не евши не ложусь.

Ты как на этот счет?»

«Я… что ж? Не откажусь!..»

«Добро. Мой руки-то. Водица у окошка».

«Ну, — думает Федот, — хороший хлебосол:

Зовет за стол,

А на столе, гляди, хотя бы хлеба крошка!»

«Умылся? — между тем хлопочет старичок. —

Теперь садись да знай: молчок!»

А сам залопотал: «А ну-тка, Диво, Диво!

Входи в избушку живо,

Секися да рубися,

В горшок само ложися,

Упарься,

Прижарься,

Взрумянься на огне

И подавайся мне!»

В избу, гагакнувши за дверью,

Вбежало Диво — гусь по перью.

Вздул огонечек гусь в золе,

Сам кипятком себя ошпарил,

В огне как следует поджарил

И очутился на столе.

«Ешь! — говорит старик Федоту. —

Люблю попотчевать гостей.

Ешь, наедайся, брат, в охоту, —

Но только, чур, не трожь костей!»

Упрашивать себя мужик наш не заставил:

Съел гуся начисто, лишь косточки оставил.

Встал, отдувался:

«Ф-фу! Ввек так не едал!»

А дед опять залопотал:

«Ну, кости, кости, собирайтесь

И убирайтесь!»

Глядь, уж и нет костей: как был, и жив и цел,

Гусь со стола слетел.

«Эх! — крякнул тут Федот, увидя штуку эту. —

Цены такому гусю нету!»

— «Не покупал, — сказал старик, — не продаю:

Хорошим людям так даю.

Коль Диво нравится, бери себе на счастье!»

— «Да батюшка ж ты мой! Да благодетель мой!»

На радостях, забыв про ночь и про ненастье,

Федот с подарком под полой,

Что было ног, помчал домой.

Примчал.

«Ну что, жена? Здорова?»

И молвить ей не давши слова,

За стол скорее усадил,

Мясцом гусиным угостил

И Диво жить заставил снова.

Вся охмелевши от мясного,

«Ахти!» — раскрыла баба рот,

Глядит, глазам своим не веря.

Смеется радостно Федот:

«Не голодать уж нам теперя!»

Поживши на мясном денька примерно два,

И телом и душой Федот совсем воспрянул.

Вот в лес на третий день ушел он по дрова,

А следом поп во двор к Федотихе нагрянул:

«Слыхали!.. Как же!.. Да!.. Пошла везде молва

Про ваше Диво.

Из-за него-де нерадиво

Блюсти ты стала с мужем пост.

Как?! Я… отец ваш… я… молюсь о вас, пекуся,

А вы — скоромиться?!» Тут, увидавши гуся,

Поп цап его за хвост!

Ан руки-то к хвосту и приросли у бати.

«Постой, отец! Постой!

Ведь гусь-то не простой!»

Помещик, глядь, бежит соседний, сам не свой:

«Вцепился в гуся ты некстати:

Хоть у деревни справься всей, —

Гусь этот — из моих гусей!»

«Сей гусь?!»

«Вот — сей!!»

«Врешь! По какому это праву?»

Дав сгоряча тут волю нраву,

Помещик наш отца Варнаву

За бороденку — хвать!

Ан рук уже не оторвать.

«Иван Перфильич! Вы — забавник!»

Где ни возьмися, сам исправник:

«Тут дело ясное вполне:

Принадлежит сей гусь казне!»

«Гусями вы еще не брали!..»

«В казну!»

«В казну! кому б вы врали

Другому, только бы не мне!»

Исправник взвыл:

«Нахал! Вы — грубы!

Я — дворянин, прошу понять!» —

И кулаком нахала в зубы.

Ан кулака уж не отнять.

Кричал помещик, поп, исправник — все охрипли,

На крик охотников других несло, несло…

И все один к другому липли.

Гагакал дивный гусь, а жадных душ число

Росло, росло, росло…

Огромный хвост людей за Дивом

Тянулся по горам, пескам, лесам и нивам.

Весна испортилась, ударил вновь мороз,

А страшный хвост у дивной птицы

Всё рос да рос.

И, бают, вот уж он почти что у столицы.

Событья, стало быть, какие у дверей!

Подумать — обольешься потом.

Чем всё б ни кончилось, но только бы скорей!

Федот!! Ну, где Федот?.. Всё дело за Федотом!

Рейтинг
( Пока оценок нет )