Черубина де Габриак

Замкнули дверь в мою обитель навек утерянным ключом, и черный Ангел, мой хранитель, стоит

Я ветви яблонь поняла, Их жест дающий и смиренный, Почти к земле прикосновенный Изгиб

Я венки тебе часто плету Из пахучей и ласковой мяты, Из травинок, что ветром

Я — в истомляющей ссылке, в этих проклятых стенах. Синие, нежные жилки бьются на

Все летают черные птицы И днем, и поутру, А по ночам мне снится, Что

Весь лед души обстал вокруг, Как отраженная ограда, И там совпал Полярный круг С

В слепые ночи новолунья, Глухой тревогою полна, Завороженная колдунья, Стою у темного окна. Стеклом

В глубоких бороздах ладони Читаю жизни письмена: В них путь к Мистической Короне И

Спи! Вода в Неве Так же вседержавна, Широка и плавна, Как заря в Москве.

Ты в зеркало смотри, Смотри, не отрываясь, Там не твои черты, Там в зеркале

Ты не вытянешь полным ведра, Будешь ждать, но вода не нальется, А когда-то белей

Твои цветы… цветы от друга, Моей Испании цветы. Я их замкну чертою круга Моей

То было раньше, было прежде… О, не зови души моей. Она в разорванной одежде

Твои глаза — святой Грааль, В себя принявший скорби мира, И облекла твою печаль

Серый сумрак бесприютней, Сердце — горче. Я одна. Я одна с испанской лютней У

Его египетские губы Замкнули древние мечты, И повелительны и грубы Лица жестокого черты. И

С моею царственной мечтой Одна брожу по всей вселенной, С моим презреньем к жизни

В овальном зеркале твой вижу бледный лик. С висков опущены каштановые кудри, Они как

Жалит лоб твой из острого терния Как венец заплетенный венок, И у глаз твоих

Когда Медведица в зените Над белым городом стоит, Я тку серебряные нити, И прялка

I. Он раскрывает Он пришел сюда от Востока, Запыленным плащом одет, Опираясь на жезл

Прислушайся к ночному сновиденью, не пропусти упавшую звезду… по улицам моим Невидимою Тенью я

Она задумалась. За парусом фелуки Следят ее глаза сквозь завесы ресниц. И подняты наверх

Над полем грустным и победным Простерт червленый щит зари. По скатам гор, в тумане

Парус разорван, поломаны весла. Буря и море вокруг. Вот какой жребий судьбою нам послан,

Как-то странно во мне преломилась пустота неоплаканных дней. Пусть Господня последняя милость над могилой

Она ступает без усилья, Она неслышна, как гроза, У ней серебряные крылья И темно-серые

Оделся Ахен весь зелеными ветвями. Для милой Франции окончена печаль; Сегодня отдала ей голубая

О, если бы аккорды урагана, Как старого органа, Звучали бы не так безумно-дико; О,

Есть два креста — то два креста печали, Из семигранных горных хрусталей. Один из

Мое сердце — словно чаша Горького вина, Оттого, что встреча наша Не полна. Я

Лишь раз один, как папоротник, я цвету огнем весенней, пьяной ночью… Приди за мной

Крест на белом перекрестке Сказочных дорог. Рассыпает иней блестки У Христовых ног. Смотрит ласково

Кто-то мне сказал: твой милый Будет в огненном плаще… Камень, сжатый в чьей праще,

«Когда выпадет снег»,- ты сказал и коснулся тревожно моих губ, заглушив поцелуем слова, Значит,

Ах, лик вернейшего из рыцарей Амура Не создали мне ни певцы Прованса, Ни Франции

Как горько понимать, что стали мы чужими, не перейдя мучительной черты. Зачем перед концом

В быстро сдернутых перчатках Сохранился оттиск рук, Черный креп в негибких складках Очертил на

Ищу защиты в преддверьи храма Пред Богоматерью Всех Сокровищ, Пусть орифламма Твоя укроет от

Иерихонская роза цветет только раз, Но не все ее видят цветенье: Ее чудо открыто

Горький и дикий запах земли: Темной гвоздикой поля поросли! В травы одежду скинув с

Где Херувим, свое мне давший имя, Мой знак прошедших дней? Каких фиалковых полей Касаешься

Где б нашей встречи ни было начало, Ее конец не здесь! Ты от души

Дымом в сердце расстелился ладан, И вручили обруча мне два. Ах, пока жива, Будет

Фальшиво на дворе моем поет усталая шарманка, гадает нищая цыганка… Зачем, о чем? О

Есть на дне геральдических снов Перерывы сверкающей ткани; В глубине анфилад и дворцов, На

Да, целовала и знала губ твоих сладких след, губы губам отдавала, греха тут нет.

Чудотворным молилась иконам, призывала на помощь любовь, а на сердце малиновым звоном запевала цыганская

Давно, как маска восковая, Мне на лицо легла печаль… Среди живых я не живая,

Братья-камни! Сестры-травы! Как найти для вас слова? Человеческой отравы я вкусила — и мертва.

О, сколько раз, в часы бессонниц, Вставало ярче и живей Сиянье радужных оконниц Моих