Из Седьмой Северной элегии

…А я молчу — я тридцать лет молчу.

Молчание арктическими льдами

Стоит вокруг бессчетными ночами,

Оно идет гасить мою свечу.

Так мертвые молчат, но то понятно

И менее ужасно…

Мое молчанье слышится повсюду,

Оно судебный наполняет зал,

И самый гул молвы перекричать

Оно могло бы и, подобно чуду,

Оно на все кладет свою печать.

Оно во всем участвует, о Боже! —

Кто мог придумать мне такую роль!

Стать на кого-нибудь чуть-чуть похожей —

О Господи! — мне хоть на миг позволь!

И разве я не выпила цикуту,

Так почему же я не умерла,

Как следует — в ту самую минуту.

Мое молчанье в музыке и в песне

И в чьей-то омерзительной любви,

В разлуках, в книгах —

В том, что неизвестней

Всего на свете.

Я и сама его подчас пугаюсь,

Когда оно всей тяжестью своей

Теснит меня, дыша и надвигаясь:

Защиты нет, нет ничего — скорей!

Кто знает, как оно окаменело,

Как выжгло сердце и каким огнем,

Подумаешь! — кому какое дело,

Всем так уютно и привычно в нем.

Его со мной делить согласны все вы,

Но все-таки оно всегда мое.

Оно почти мою сожрало душу,

Оно мою уродует судьбу,

Но я его когда-нибудь нарушу,

Чтоб смерть позвать к позорному столбу.