Кариклея

Горя любви огнемъ и нѣжася и тлѣя,

Спала подь тѣнью древъ прекрасна Кариклея.

Кто всѣхь думъ ея единственный быль видъ,

Влюбленный въ рощу ту приходитъ Никомидъ.

Увидѣвь онъ ее жаръ пуще ощущаетъ,

И весь воспламененъ сіи слова вѣщаетъ:

Ты щастлива трава, вы щастливы цвѣты,

Которыя сея постеля красоты,

И кроющи сей одръ о вѣтви соплетенны!

Мысли, ахъ, мои ужасно возмятенны,

Могу ли тѣмъ плодомъ я очи утѣшать,

Который зрю всякъ день и не могу вкушать?

Зри пищу и питье и алчу я и жажду;

Къ чему любимь, люблю, когда любовью стражду;

Стараюся мой вѣкъ любовію губить:

Ахъ, лутче ни какой пастушки не любить!

Пастушка спящая услыша гласъ очнулась,

И въ крѣпкомь бывша снѣ отъ крѣпка сна проснулась.

Я видѣла во снѣ: тебя къ себѣ зову:

Звала, а ты ко мнѣ пришелъ и на яву.

Къ чему такія сны ты спя употребила:

Къ чему я надобенъ? Я ето позабыла,

И помню только то, что я тебя звала,

А протчее я все сномь крѣпкимъ заспала.

А я прошедшія ночи сонъ помню ясно:

Пріятенъ быль сей сонъ; да ето все напрасно.

Какой сонъ видѣлъ ты? Потребно ль то вѣщать;

Чево не будешь ты во вѣки ощущать.

Скажи мнѣ сонъ ты свой, я слышати желаю.

Расказомъ едакимъ я пуще воспылаю.

Пожалуй раскажи, скажи скажи мой свѣтъ!

Я видѣлъ то, чево на свѣтѣ лутче нѣтъ.

Скажи жъ, пожалуй мнѣ: съ травы пастушка встала,

Блиставъ лежащая, какъ стоя заблистала.

Во снѣ я въ сей ночи зрѣлъ щастливымъ себя,

И видѣлъ я съ собой лежащую тобя:

Не чувствовалъ любви твоей себѣ я муки,

И были въ сей мѣчтѣ мои свободны руки:

Тебя милуя я всей кровью запылалъ,

И все исполнилъ то, чево дано желалъ.

Не разъ такой мѣчтой я спяща увидала,

И таковыя же сны и о тебѣ видала;

Однако тотъ тюльпанъ со стеблая не спадетъ,

Который лишъ во снѣ паденіе найдетъ.

Зрить часто нищій спя во снѣ златыя горы,

Во полночь видитъ блескъ прекрасныя аѵроры;

Мнѣ зрѣлось будто волкъ ягнятокъ уносилъ;

Однако ни куска онъ мяса не вкусилъ:

Огорчеваетъ сонъ, томитъ и услаждаетъ,

А дѣйствомъ никогда онъ насъ не награждаеть.

Не обвинить меня ни коею виной,

Что ты вчера во снѣ довольствовался мной:

Не назовешь и ты блаженною судьбою,

Что леживала я во снѣ моемъ съ тобою.

О естьли бы я легъ на ету здѣсь траву,

Съ тобой дражайшая подъ тѣнью на яву!

Пастушка ото всѣхъ пасущихъ удаленна,

И сновидѣніемъ любовнымъ распаленна,

Потупила глаза, мятется и дрожитъ;

Однако отъ сея напасти не бѣжитъ;

Въ уединеніи суровости промчались,

Сіяло чувствіе хоть мысли омрачались,

Подобно въ темноту густыхъ на небѣ тучъ,

Хоть солнца мы не зримъ, однако въ небѣ лучь:

Подобно кроются быстрѣйши воды льдами.

Но воды все текутъ и какъ текли водами.

Во отдаленной сей отъ паства сторонѣ,

Исполнимъ на яву что зрѣли мы во снѣ;

Начто во алчѣ намъ и въ жаждѣ болѣй быти,

Когда имѣемъ кормъ и можемъ быть мы сыти:

Почто томимся мы въ деи нашея весны?

Исполнимъ на яву что намъ мѣчтали сны.

Противоборствовать пастушкѣ было трудно;

И естьли бъ не далась она; такъ было бъ чудно.