Феламира

Часы пріятнаго при вѣчерѣ зефира,

Рвала себѣ цвѣты младая Ѳеламира,

Къ пастушкѣ подошелъ влюбившійся пастухъ,

Котораго ей былъ давно покоренъ духъ.

Пастушка и сама была любви покорна,

Хотя въ наружности казалася упорна:

И пламень чувствуя къ Леяндру во крови,

Уснливалася противиться любви:

Колико было льзя сей пламень истребляла;

Но истребленіемъ ево усугубляла;

И тщася иногда Леяндра забывать,

Старалася огня пыланье задувать;

Чѣмъ болѣе огонь задуть она желаетъ,

Тѣмъ больше силится и больше онъ пылаетъ.

За чѣмь, за чѣмъ ко мнѣ сюда приходишь ты.

Мѣшаешь ты мнѣ рвать, ко завтрему цвѣты:

Во взавтрешній мнѣ день, на самомъ на разсвѣтѣ;

Шестнатцать будетъ лѣтъ, какъ я живу на свѣтѣ.

На что жъ рабячишься ты памятуя то,

Сердяся на меня не вѣдомо за что?

Я дѣло дѣлаю; а ты мнѣ въ томъ мѣшаешь.

На что себя, на что цвѣтами украшаешь,

Когда влюбившихся прельщаешь ты круша?

Да ты жъ и безъ цвѣтовъ довольно хороша.

Севоднешній вѣнокъ ко завтрему увянетъ,

И перьвой мнѣ Леяндръ смѣяться взавтрѣ станетъ.

Не смѣхъ въ умѣ моемъ; тобой животъ гублю,

За ту одну вину, что я тебя люблю.

Когда тебя я гдѣ, дражайшая, не вижу,

Потоки и луга и рощи ненавижу;

Но къ мукѣ иногда узрѣть тебя хочу:

Узрѣвъ бесчувствую, не движусь и молчу:

Въ очахъ моихъ туманъ, на сердцѣ тяжкій камень.

И зжетъ мою всю кровь тончайшій самый пламень,

Блѣднѣ.ю и дрожу и хладный потъ лію,

И кажется, что я кончаю жизнь мою.

И я бъ тебя, Леяндръ, подобно полюбила,

Когда бы я въ любви себя не позабыла;

Но я слыхала то, что дѣвушка любя,

Не помнитъ иногда, въ любви сама себя:

Въ жару забудется, себя не умѣряетъ,

И что хранила въ вѣкъ, въ минуту то тѣряетъ.

На что жъ орателю пахать и сѣять рожь,

Когда ея не жать, и трудъ ево на что жъ?

На что траву косить: иль только ради тлѣна,

Когда бы изъ нея не дѣлали мы сѣна?

Не должны яблоии въ садахъ имѣти мѣстъ,

Коль съ вѣтвій ихъ ни кто ни яблок.а не съѣстъ,

А въ красотѣ еще сугубыя успѣхи;

Дая она другимъ даетъ себѣ утѣхи.

Но твой я вслушалась понятно разговоръ;

Да естьли яблоки сорветъ со древа воръ.

Сорвавъ плоды, когда плодами сытъ воръ станетъ,

На обнаженное онъ древо и но взглянетъ.

Ахъ, естьли бъ яблонь та чувствительна была,

Отъ горести бы впредь во вѣкъ не расцвѣла!

А естьли чувствіе мое не лицемѣрно;

Твое суровство мнѣ излишно и чрезмѣрно,

Оставь меня, Леяндръ, оставь ты мнѣ покой!

На что утѣхи мнѣ смѣшенныя съ тоской?

Хочу забавами другими наслаждаться,

И въ вѣкъ любовію ни чьей не побѣждаться.

Не зжетъ не холодитъ пріятная весна,

Безстрастная такъ жизнь покойна и красна;

Не трогай ты меня, и скрой свои мнѣ пѣни!

Любовникъ падаетъ предь нею на колѣни:

Я пѣней ни какихъ тебѣ не говорю,

Лишь только мучуся и въ пламени горю:

И естьли я съ тобой въ сей часъ не соглашуся;

Въ сей часъ и жизни я передъ тобой лишуся.

Чѣмъ имя здѣсь твое на коркахъ я черчу,

Сей ножъ я кровію своею омочу.

И къ утолѣнію жестокія напасти,

Онъ хочетъ передъ ней, ножемъ произенный, пасти.

Пастушка вскрикнула всю память погубя::

Отчаянный Леяндръ? Люблю, люблю тебя.

Онъ бросилъ ножъ и съ нимъ свою отбросилъ муку,

И Ѳеламирину, сто кратъ, цѣлуетъ руку.

Шеснатцать въ оный день кончается ей лѣтъ,

Въ семнатцатомъ году суровости въ ней нѣтъ.