Александр Кушнер
Бледнеют закаты, пустеют сады от невской прохлады, от яркой воды. Как будто бы где-то
Бог семейных удовольствий, Мирных сценок и торжеств, Ты, как сторож в садоводстве, Стар и
Быть нелюбимым! Боже мой! Какое счастье быть несчастным! Идти под дождиком домой С лицом
Чего действительно хотелось, Так это города во мгле, Чтоб в небе облако вертелось И
Четко вижу двенадцатый век. Два-три моря да несколько рек. Крикнешь здесь — там услышат
Декабрьским утром черно-синим Тепло домашнее покинем И выйдем молча на мороз. Киоск фанерный льдом
Чтоб двадцать семь свечей зажечь С одной горящей спички, Пришлось тому, кто начал речь,
Два лепета, быть может бормотанья, Подслушал я, проснувшись, два дыханья. Тяжелый куст под окнами
Два мальчика, два тихих обормотика, ни свитера, ни плащика, ни зонтика, под дождичком на
Еще чего, гитара! Засученный рукав. Любезная отрава. Засунь ее за шкаф. Пускай на ней
Эти бешеные страсти И взволнованные жесты — Что-то вроде белой пасты, Выжимаемой из жести.
Эти сны роковые — вранье! А рассказчикам нету прощенья, Потому что простое житье Безутешней
Какое счастье, благодать Ложиться, укрываться, С тобою рядом засыпать, С тобою просыпаться! Пока мы
Калмычка ты, татарка ты, монголка! О, как блестит твоя прямая челка! Что может быть
Когда я мрачен или весел, Я ничего не напишу. Своим душевным равновесьем, Признаться стыдно,
Когда я очень затоскую, Достану книжку записную. И вот ни крикнуть, ни вздохнуть,- Я
Суконное с витрины покрывало Откинули — и кружево предстало Узорное, в воздушных пузырьках. Подобье
Мне боль придает одержимость и силу. Открою окно. Не знать бы названия этому пылу
Молодой человек, ради Бога, Хоть верлибром пиши, хоть без знаков Препинанья, суди меня строго,
Побудь средь одноклеточных, Простейших водяных. Не спрашивай: «А мне-то что?» Сам знаешь — всё
Не занимать нам новостей! Их столько каждый день Из городов и областей, Из дальних
Ну прощай, прощай до завтра, Послезавтра, до зимы. Ну прощай, прощай до марта. Зиму
О слава, ты так же прошла за дождями, Как западный фильм, не увиденный нами,
По сравненью с приметами зим Где-нибудь в октябре, ноябре, Что заметны, как детский нажим
Почему бы в столе, где хранят Авторучки, очки, сигареты, Бланки, склянки, с орлами монеты,
Поэзия — явление иной, Прекрасной жизни где-то по соседству С привычной нам, земной. Присмотримся
Прозаик прозу долго пишет. Он разговоры наши слышит, Он распивает с нами чай. При
Расположение вещей На плоскости стола, И преломление лучей, И синий лед стекла. Сюда —
Сентябрь выметает широкой метлой Жучков, паучков с паутиной сквозной, Истерзанных бабочек, ссохшихся ос, На
Фиолетовой, белой, лиловой, Ледяной, голубой, бестолковой Перед взором предстанет сирень. Летний полдень разбит на
Слово «нервный» сравнительно поздно Появилось у нас в словаре У некрасовской музы нервозной В
Снег подлетает к ночному окну, Вьюга дымится. Как мы с тобой угадали страну, Где
Там, где на дне лежит улитка, Как оркестровая труба, Где пескари шныряют прытко И