Ярослав Смеляков

Так повелось, что в серебре метели, в глухой тиши декабрьских вечеров, оставив лес, идут

У моей двоюродной сестрички твердый шаг и мягкие косички. Аккуратно платьице пошито. Белым мылом

На мыльной кобыле летит гонец: «Король поручает тебе, кузнец, сработать из тысячи тысяч колец

Не позабылося покуда и, надо думать, навсегда, как мы встречали Вас оттуда и провожали

Сюда с мандатом из Москвы приехали без проездных в казенных кожанках волхвы и в

Вы родня мне по крови и вкусу, по размаху идей и работ, белорусы мои,

Бывать на кладбище столичном, где только мрамор и гранит,— официально и трагично, и надо

Давным-давно, ещё до появленья, Я знал тебя, любил тебя и ждал. Я выдумал тебя,

Утром, вставя ногу в стремя,– ах, какая благодать!– ты в теперешнее время умудрился доскакать.

Померк за спиною вагонный пейзаж. В сиянье лучей золотящих заправлен автобус, запрятан багаж в

Вам не случалось ли влюбляться — мне просто грустно, если нет,— когда вам было

Если я заболею, к врачам обращаться не стану, Обращаюсь к друзьям (не сочтите, что

Вдоль маленьких домиков белых акация душно цветет. Хорошая девочка Лида на улице Южной живет.

Иные люди с умным чванством, от высоты навеселе, считают чуть ли не мещанством мою

И современники, и тени в тиши беседуют со мной. Острее стало ощущенье Шагов Истории

Сутулый, больной, бритолицый, уже не боясь ни черта, по улицам зимней столицы иду, как

Теперь уже не помню даты — ослабла память, мозг устал,— но дело было: я

Одна младая поэтесса, живя в достатке и красе, недавно одарила прессу полустишком-полуэссе. Она отчасти

Прощайте, милая Катюша. Мне грустно, если между дел я вашу радостную душу рукой нечаянно

Кладбище паровозов. Ржавые корпуса. Трубы полны забвенья, свинчены голоса. Словно распад сознанья — полосы

Как моряки встречаются на суше, когда-нибудь, в пустынной полумгле, над облаком столкнутся наши души,

Это кто-то придумал счастливо, что на Красную площадь привез не плакучее празднество ивы и

Красочна крымская красота. В мире палитры богаче нету. Такие встречаются здесь цвета, что и

Что мне, красавицы, ваши роскошные тряпки, ваша изысканность, ваши духи и белье?— Ксения Некрасова

Валентиной Климовичи дочку назвали. Это имя мне дорого — символ любви. Валентина Аркадьевна. Валенька.

Мальчики, пришедшие в апреле в шумный мир журналов и газет, здорово мы все же

Добра моя мать. Добра, сердечна. Приди к ней — увенчанный и увечный — делиться

Много лет и много дней назад жил в зеленой Франции аббат. Он великим сердцеедом

Происходило это, как ни странно, не там, где бьет по берегу прибой, не в

Из поэтовой мастерской, не теряясь в толпе московской, шел по улице по Тверской с

Солнечный свет. Перекличка птичья. Черемуха — вот она, невдалеке. Сирень у дороги. Сирень в

Под утро мирно спит столица, сыта от снеди и вина. И дочь твоя в

В буре электрического света умирает юная Джульетта. Праздничные ярусы и ложи голосок Офелии тревожит.

Нам время не даром дается. Мы трудно и гордо живем. И слово трудом достается,

Был учитель высоким и тонким, с ястребиной сухой головой, жил один, как король, в

Невозможно не вклиниться в человеческий водоворот — у подъезда гостиницы тесно толпится народ. Не

В те дни, когда мы увлечённо глядим на небесную гладь, я должен о старом

У меня башка в тумане,— оторвавшись от чернил, вашу книгу, Пиросмани, в книготорге я

Свечение капель и пляска. Открытое ночью окно. Опять начинается сказка на улице, возле кино.

Верь мне, дорогая моя. Я эти слова говорю с трудом, но они пройдут по

Рос мальчишка, от других отмечен только тем, что волосы мальца вились так, как вьются

Позабыты шахматы и стирка, брошены вязанье и журнал. Наша взбудоражена квартирка: Галя собирается на

Петр, Петр, свершились сроки. Небо зимнее в полумгле. Неподвижно бледнеют щеки, и рука лежит

Твое письмо пришло без опозданья, и тотчас — не во сне, а наяву —

Не на пляже и не на «зиме», не у входа в концертный зал,– я

Пролетарии всех стран, бейте в красный барабан! Сил на это не жалейте, не глядите

Ты мне сказал, небрежен и суров, что у тебя — отрадное явленье!- есть о

У бедной твоей колыбели, еще еле слышно сперва, рязанские женщины пели, роняя, как жемчуг,

В Миссолунгской низине, меж каменных плит, сердце мертвое Байрона ночью стучит. Партизанами Греции погребено,

Идёт слепец по коридору, Тая секрет какой-то свой, Как шёл тогда, в иную пору,

Мы шли втроем с рогатиной на слово и вместе слезли с тройки удалой —