Первый Первомай

Среднее время чтения: 7 минут(ы)

I

В Америке

сорок годов назад,

когда в России

еще не светало,

уже яснели

рабочие глаза

на жирную

власть капитала.

В штате Техасе

и в штате Миссури,

там, где уголь,

нефть и руда,

глухо копились

рабочие бури

в Американской

Федерации труда.

Раньше,

с буржуем боясь задираться, —

с зари до зари

работал бедняк.

Но вот,

решил Совет Федерации:

восемь часов

рабочего дня!

Новым порядком

старый ломая,

чтоб право на отдых

добыть труду,

решили бороться с первого мая

в восемьдесят шестом году.

Хозяевам

внове такая отвага;

стремясь забастовку

сломить вконец,

против рабочих

ими в Чикаго

были пущены штык и свинец.

Тогда-то,

запомнив кровавую баню,

узнавши,

как пули

звенят и свистят,

рабочие

снова

без колебанья

за павших

поднялись

два года спустя.

Их масса

меньше уже слоится,

гудки к забастовке

дружнее гудут:

назначил стачку

конгресс в Сан-Луи́се

на 1-е мая

в 90-м году.

Хоть это и было

событием местным,

волненье рабочих

росло и росло,

и стало

далёко повсюду известным,

и красным

сделалось

это число.

Из штата в штат

его переносят

сутулые плечи

борьбы и труда, —

и вот —

и в Детройте

и в Иллинойсе

сгасают мартены,

молчат привода.

II

В Париже

за год до этого срока

был созван

международный конгресс.

В нем —

гнева рабочего

будущий рокот,

он —

бури грядущей

дыханьем согрет.

Здесь классовый разум

взвивал

свое пламя,

пути освещая

великой вражде:

на нем —

знаменитейшими умами

представлены силы

тогдашних вождей:

Из Франции —

Гэд;

от Германии —

Бебель;

от Австрии —

Адлер;

суровая рать;

и наши

российские

топи да степи

Плеханов с Лавровым

пришли представлять.

И по предложенью

француза Ляви́ня,

чтоб воля трудящихся

стала видней,

Конгресс

постановление принял

о международном

рабочем дне.

А так как сказано

было выше,

что к 1-му мая

призвал Сан-Луи́с, —

решили,

чтоб всюду рабочий вышел

в тот день

демонстрировать

силы свои.

Француз Трессо́

сказал, что постольку

манифестации

хороши,

поскольку

всеобщая забастовка

мир

буржуазии

устрашит.

И вот,

когда — казалось бы — вспыхнет

в рукоплесканиях

бурных зал,

от Германии

Вильгельм Либкнехт

вышел

и слово «против»

взял.

Он — был против

немедленных действий,

против

возможности их провести.

Так

на заре партийного детства

порыв борьбы

осторожно стих.

Либкнехт искренне

предан долгу,

давит собрание

доводов пресс,

и —

всеобщую забастовку

большинством

отвергает конгресс.

III

Красный флаг

над миром вздымая,

свежий ветер

повсюду струя,

все же роди́лось

Первое Мая —

праздник рабочих

во всех краях.

Но —

постановленье конгресса —

как над ним головы ни ломай, —

отвергнувши стачку,

лишило веса

в первые годы

Рабочий Май.

Ему суждено

еще долго остаться

мирной маевкою

у леска…

Но даже и этаких

манифестаций

мир буржуазный

не допускал.

Везде шуцмана,

жандармы,

констэбли,

рабочих

расстроив,

сквозь ряды

бегущие толпы

косили, как стебли,

чтоб после

над ними ж

строить суды.

В Европе

в течение первых лет

кой где лишь

гремят первомайские

песни.

В Германии —

праздник сведен на нет:

на то воскресенье,

празднуй «воскресник».

Чтобы

не прерывать на богатых работ,

чтоб

не дремало в котлах кипенье,

переносят

от сред и суббот

1-е мая на воскресенье.

В Англии

действуют

доводы те же:

нельзя допускать

рабочий прогул,

праздник рабочий

и здесь обезврежен

на радость

классовому врагу.

И только по Австрии

волнами стачек

рабочий протест

разливался горячий.

Вот он —

первого мая исход:

Первое Мая

в первый год.

IV

Теперь посмотрим —

что было в России.

Еще не проснулся

огромный край,

в нем

рабочий

еще бессилен

и так же бессилен

1-й Май.

Но, как ни крепко

жандармы держали

Россию

под властью слепой и тупой,

лозунг

«долой самодержавье»

взлетает вскоре

над майской толпой.

И чем в России

мрачней и беднее,

чем больше

смяли

рабочих права —

тем чаще

горят и трепещут над нею

в процессиях майских

эти слова.

И вот в девятьсотом,

вспыхнувши ярко,

казацкою лавою

окаймлен,

встает

железнодорожный Харьков,

из красных рубашек

наделав знамен.

За первою вспышкой —

вторая и третья.

Тифлис и Варшава,

Минск,

Батум.

Ими

Россия готовилась встретить

славные битвы

в пятом году.

Год

незабываемый этот

рабочим запомнился

хорошо…

И говор про русский

действенный метод

майской грозой

по Европе прошел.

И

хотя во 2-м Интернационале

«покорность судьбе»

была привита —

станки

мертво̀ по заводам стояли,

и красный флаг

в городах трепетал.

V

С годами

крепла

закалка суровая,

окончены дни

страды боевой.

Теперь,

у леса

полян не своровывая,

открыто празднуем

праздник свой.

Но, выйдя на улицу,

мы вспоминаем,

что чем рабочих

ряды тесней,

чем больше их сдвинуто

Первым маем,

тем ближе

планета

к рабочей весне.

Напрасны

в Европе

цепи тугие,

напрасны

крепкие двери тюрьмы:

мы знаем,

сделают то же другие

в каждой стране,

что сделали мы.

Пусть пролетарии,

в майском потоке,

в общем движеньи

силу растя,

припоминают,

что здесь,

на востоке,

вместе шагают

Май и Октябрь.

VI

Четок их шаг

и песня вольна —

слушай ее,

за страною страна,

Жуликам наций

разнообразных

не по душе

пролетарский праздник.

Для жен их пудреных,

одеколонных —

мало поэзии

в наших колоннах.

Но, плечи сомкнув,

за рядом ряд —

идет к победе

пролетариат.

Нэпманы смотрят —

щурятся еле:

«Эти процессии

нам надоели,

как в позапрошлом

и прошлом

годе,

ходят,

глазами мозоля,

и ходят».

Мимо их злобы,

за рядом ряд —

идет к победе

пролетариат.

Графы,

маркизы,

бароны,

синьоры,

скройтесь скорее

в семейные норы!

К яркому солнцу

зрачки ваши слабы,

ниже надвиньте

цилиндры

и шляпы.

Полымем вея,

за рядом ряд —

идет к победе

пролетариат.

Лица заройте

в квартирные плюши,

уши

заткните

плотнее и глуше!

Чтоб

ни одной не осталось

щѐли —

окна пускай

занавесит челядь.

В ногу шагая,

за рядом ряд,

идет к победе

пролетариат.

Слушайте, лорды,

банкиры,

синьоры!

Вам не в помощь

замки́ и затворы.

В сейфы запретесь

тройными ключами —

солнце прощупает

сейфы лучами.

Слишком упорно,

за рядом ряд —

идет к победе

пролетариат.

Этот затвор

не надежен,

не крепок;

лучшая крепость —

в фамильных склепах.

Там, превращаясь

в пепел и в плесень,

этих

вы не услышите

песен.

Там не слыхать,

как

за рядом ряд

идет к победе

пролетариат.

Там,

средь могильного

тлена и праха,

успокоенье —

от злобы и страха.

Можно грозиться,

челюсть ощерив:

солнце

не тронет

оскаленный череп.

Вас,

отошедших

в наследное лоно,

майская

даже не вспомнит колонна.

Путь свой наметив,

за рядом ряд —

движется дальше

пролетариат.

Ты же,

земля заалевшая,

здравствуй,

здравствуй

и властвуй!

Жги границы

стран и наций,

огонь демонстраций.

Выше краснейте,

лучи и знамена,

вал повернувши

многоремённый.

Год за годом,

за рядом ряд —

шествуй,

победный

пролетариат!

Рейтинг
( Пока оценок нет )