Автобусом по Москве

Десять прошло.

Понимаете?

Десять!

Как же ж

поэтам не стараться?

Как

на театре

актерам не чудесить?

Как

не литься

лавой демонстраций?

Десять лет —

сразу не минуют.

Десять лет —

ужасно много!

А мы

вспоминаем

любую из минут.

С каждой

минутой

шагали в ногу.

Кто не помнит только

переулок

Орликов?!

В семнадцатом

из Орликова

выпускали голенькова.

А теперь

задираю голову мою

на Запад

и на Восток,

на Север

и на Юг.

Солнцами

окон

сияет Госторг,

Ваня

и Вася —

иди,

одевайся!

Полдома

на Тверской

(Газетного угол).

Всю ночь

и день-деньской —

сквозь окошки

вьюга.

Этот дом

пустой

орал

на всех:

— Гражданин,

стой!

Руки вверх! —

Не послушал окрика, —

от тебя —

мокренько.

Дом —

теперь:

огня игра.

Подходи хоть ночью ты!

Тут

тебе

телеграф —

сбоку почты.

Влю —

блен

весь —

ма —

вмес —

то

пись —

ма

к милке

прямо

шли телеграммы.

На Кузнецком

на мосту,

где дома

сейчас

растут, —

помню,

было:

пала

кобыла,

а толпа

над дохлой

голодная

охала.

А теперь

магазин

горит

для разинь.

Ваня

наряден.

Идет,

и губа его

вся

в шоколаде

с фабрики Бабаева.

Вечером

и поутру,

с трубами

и без труб —

подымал

невозможный труд

улиц

разрушенных

труп.

Под скромностью

ложной

радость не тая,

ору

с победителями

голода и тьмы:

— Это —

я!

Это —

мы!