Вера Полозкова

Он глядит на нее, скребет на щеке щетину, покуда несут соте. «Ангел, не обжившийся

в ночи из покровского-стрешнева похитили старого лешего. он брёл по тропинке, тут хвать за

В освещении лунном мутненьком, Проникающем сквозь окно, Небольшим орбитальным спутником Бог снимает про нас

В свежих ранах крупинки соли. Ночью снятся колосья ржи. Никогда не боялась боли —

И он говорит ей: «С чего мне начать, ответь, — я куплю нам хлеба,

вот мама милая моя пришла писать статью. работает пускай, а я гнездо над ней

возле белой колонны в чёрном концертном зале: мы присели с мамой, куда нам тётеньки

Поднимается утром, берет халат, садится перед трюмо. Подставляет шею под бриллиантовое ярмо. Смотрит на

Все топлюсь вроде в перспективах каких-то муторных — Но всегда упираюсь лбом в тебя,

Ну вот так и сиди, из пальца тоску высасывая, чтоб оправдывать лень, апатией зарастать.

Я была Ромулом, ты был Ремом. Перемигнулись, создали Рим. Потом столкнула тебя в кювет.

Я. Ниспадающая. Ничья. Беспрекословная, как знаменье. Вздорная. Волосы в три ручья. Он — гримаска

я приехал к соловью взять простое интервью. – что теперь у вас поют? –

Я — так хищно, так самозвански… Боги сеют дожди как просо В зонт, похожий

я в вовкину руку вцепился как клещ в тот день накануне каникул: он очень

попробуй съесть хоть одно яблоко без вот этого своего вздоха о современном обществе, больном

Ну хочешь – постой, послушай да поглазей. Бывает, заглянет в очи своих друзей –

За всех, которые нравились или нравятся, Хранимых иконами у души в пещере, Как чашу

жизнь рассыпалась в труху. и учеба. зубы выпали вверху сразу оба. улыбаюсь без зубов,

Город стоит в метельном лихом дурмане — Заспанный, индевеющий и ничей, Изредка отдаваясь в

Три родинки как Бермудский архипелаг. Четыре кольца взамен одного кастета. А выглянешь из окна