Николай Рубцов
Ночь наступила. Заснули дома. Город заснувший Окутала тьма. Спать малыша Уложили в кровать. Только
Замерзают мои георгины. И последние ночи близки. И на комья желтеющей глины За ограду
Сколько водки выпито! Сколько стекол выбито! Сколько средств закошено! Сколько женщин брошено! Чьи-то дети
Я уеду из этой деревни… Будет льдом покрываться река, Будут ночью поскрипывать двери, Будет
Хотя проклинает проезжий Дороги моих побережий, Люблю я деревню Николу, Где кончил начальную школу!
Седьмые сутки дождь не умолкает. И некому его остановить. Все чаще мысль угрюмая мелькает,
Скачет ли свадьба в глуши потрясенного бора, Или, как ласка, в минуты ненастной погоды
У сгнившей лесной избушки, Меж белых стволов бродя, Люблю собирать волнушки На склоне осеннего
Пришла, прошлась по туалету Стара, болезненно-бледна. Нигде глазам отрады нету, Как будто здесь была
В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды…
Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек.
В минуты музыки печальной Я представляю желтый плес, И голос женщины прощальный, И шум
В твоих глазах Для пристального взгляда Какой-то есть Рассеянный ответ… Небрежно так Для летнего
Сколько сору прибило к березам Разыгравшейся полой водой! Трактора, волокуши с навозом, Жеребята с
Вьюги в скалах отзвучали. Воздух светом затопив, Солнце брызнуло лучами На ликующий залив! День
Ветер всхлипывал, словно дитя, За углом потемневшего дома. На широком дворе, шелестя, По земле
Чуть живой. Не чирикает даже. Замерзает совсем воробей. Как заметит подводу с поклажей, Из-под
Ах, как светло роятся огоньки! Как мы к земле спешили издалече! Береговые славные деньки!
Я умру в крещенские морозы Я умру, когда трещат березы А весною ужас будет
Загородил мою дорогу Грузовика широкий зад. И я подумал: «Слава богу, Дела в селе
Светлеет грусть, когда цветут цветы, Когда брожу я многоцветным лугом Один или с хорошим
Звезда полей, во мгле заледенелой Остановившись, смотрит в полынью. Уж на часах двенадцать прозвенело,