Константин Случевский

Здесь счастлив я, здесь я свободен,— Свободен тем, что жизнь прошла, Что ни к

Да, ночью летнею, когда заря с зарею Соприкасаются, сойдясь одна с другою, С особой

Я задумался и — одинок остался; Полюбил и — жизнь великой степью стала; Дружбу

Я видел свое погребенье. Высокие свечи горели, Кадил непроспавшийся дьякон, И хриплые певчие пели.

Я сказал ей: тротуары грязны, Небо мрачно, все уныло ходят… Я сказал, что дни

Я люблю тебя, люблю неудержимо, Я стремлюсь к тебе всей, всей моей душой! Сердцу

Я ласкаю тебя, как ласкается бор Шумной бурею, в темень одетой! Налетает она, покидая

Всюду ходят приведенья… Появляются и тут; Только все они в доспехах, В шлемах, в

Всё юбилеи, юбилеи… Жизнь наша кухнею разит! Судя по ним, людьми большими Россия вся

Возьмите все — не пожалею! Но одного не дам я взять — Того, как

Вот Новый год нам святцы принесли. Повсюду празднуют минуту наступленья, Молебны служат, будто бы

В храме пусто. Красным светом Обливаются колонны, С тихим треском гаснет пламя У весталки

Весла спустив, мы катились, мечтая, Сонной рекою по воле челна; Наши подвижные тени, качая,

Ветер сотни на три одинокий, Готовясь в дебрях потонуть, Бежит на север неширокий, Почти

Они тень Гамлета из гроба вызывают, Маркиза Позы речь на музыку кладут, Христа Спасителя

Под окошком я стою И под нос себе пою, И в окошко я гляжу,

В костюме светлом Коломбины Лежала мертвая она, Прикрыта вскользь, до половины, Тяжелой завесью окна.

Толпа в костёле молча разместилась. Гудел орган, шла мощная кантата, Трубили трубы, с канцеля

Спит пращур городов! А я с горы высокой Смотрю на очерки блестящих куполов, Стремящихся

В час смерти я имел немало превращений… В последних проблесках горевшего ума Скользило множество

Упала молния в ручей. Вода не стала горячей. А что ручей до дна пронзен,

Ты тут жила! Зимы холодной Покров блистает серебром; Калитка, ставшая свободной, Стучит изломанным замком.

Ты не гонись за рифмой своенравной И за поэзией — нелепости оне: Я их

Ты любишь его всей душою, И вам так легко, так светло… Зачем же упрямством

Ты часто так на снег глядела, Дитя архангельских снегов, Что мысль в очах обледенела

Твоя слеза меня смутила… Но я, клянусь, не виноват! Страшна условий жизни сила, Стеной

Свобода торговли, опека торговли — Два разные способа травли и ловли: Всегда по закону,

В древней Греции бывали Состязанья красоты; Старики в них заседали, Старики — как я

Где бы ни упало подле ручейка Семя незабудки, синего цветка,- Всюду, чуть с весною

Я яд дурмана напущу В сердца людей, пускай их точит! В пеньку веревки мысль

Полдневный час. Жара гнетет дыханье; Глядишь, прищурясь,- блеск глаза слезит, И над землею воздух

Полдень. Баба белит хату. Щеки, руки, грудь, спина — Перемазаны в белилах, Точно вся

По крутым по бокам вороного Месяц блещет, вовсю озарил! Конь! Поведай мне доброе слово!

Светлой искоркой в окошко Месяц к девушке глядит… «Отвори окно немножко»,- Месяц тихо говорит.

Ночь. Темно. Глаза открыты, И не видят, но глядят; Слышу, жаркие ланиты Тонким бархатом

Есть страшные ночи, их бог посылает Карать недостойных и гордых сынов, В них дух

В пышном гробе меня разукрасили, А уж я ли красой не цвела? Восковыми свечами

Нет, жалко бросить мне на сцену Творенья чувств и дум моих, Чтобы заимствовать им

Не знал я, что разлад с тобою, Всю жизнь разбивший пополам, Дохнет нежданной теплотою

Не помериться ль мне с морем? Вволю, всласть души? Санки крепки, очи зорки. Кони

Не погасай хоть ты,- ты, пламя золотое, Любви негаданной последний огонек! Ночь жизни так

Я лежу себе на гробовой плите, Я смотрю, как ходят тучи в высоте, Как

Мои мечты — что лес дремучий, Вне климатических преград, В нем — пальмы, ели,

Мне ее подарили во сне; Я проснулся — и нет ее! Взяли!.. Слышу: ходят

Скажи мне, зачем ты так смотришь Такими большими глазами, Скажи мне, зачем ты так

Кому же хочется в потомство перейти В обличье старика! Следами разрушений Помечены в лице

Когда, приветливо и весело ласкаясь, Глазами, полными небесного огня, Ты, милая моя, головкой наклоняясь,

Какое дело им до горя моего? Свои у них, свои томленья и печали! И

Каких-нибудь пять-шесть дежурных фраз; Враждебных клик наскучившие схватки; То жар, то холод вечной лихорадки,

Из моих печалей скромных, Не пышны, не высоки, Вы, непрошены, растете, Песен пестрые цветки.

В роще дубовой, в соседстве Эвбейского моря, Жил с молодою женою, без слез и