Константин Симонов

Ты говорила мне «люблю», Но это по ночам, сквозь зубы. А утром горькое «терплю»

Последний кончился огарок, И по невидимой черте Три красных точки трех цигарок Безмолвно бродят

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам

Рядом с кухней отеля «Миако», Где нас кормят морской капустой, Есть пруд и рыбы.

Плюшевые волки, Зайцы, погремушки. Детям дарят с елки Детские игрушки. И, состарясь, дети До

Кружится испанская пластинка. Изогнувшись в тонкую дугу, Женщина под черною косынкой Пляшет на вертящемся

Меня просил попутчик мой и друг,— А другу дважды не дают просить,— Не видя

Если дорог тебе твой дом, Где ты русским выкормлен был, Под бревенчатым потолком, Где

Уж сотый день врезаются гранаты В Малахов окровавленный курган, И рыжие британские солдаты Идут

Умирают друзья, умирают… Из разжатых ладоней твоих Как последний кусок забирают, Что вчера еще

Предчувствие любви страшнее Самой любви. Любовь — как бой, Глаз на глаз ты сошелся

В чужой земле и в городе чужом Мы наконец живем почти вдвоем, Без званых

Самый храбрый — не тот, кто, безводьем измученный, Мимо нас за водою карабкался днем,

Всё лето кровь не сохла на руках. С утра рубили, резали, сшивали. Не сняв

Рассвет. Еще не знаем ничего. Обычные «Последние известия»… А он уже летит через созвездия,

Всю жизнь любил он рисовать войну. Беззвездной ночью наскочив на мину, Он вместе с

Мужчине — на кой ему черт порошки, Пилюли, микстуры, облатки. От горя нас спальные

Я много жил в гостиницах, Слезал на дальних станциях, Что впереди раскинется — Все

Слишком трудно писать из такой оглушительной дали. Мать придет и увидит конвертов клочки: «Все

Я очень тоскую, Я б выискать рад Другую такую, Чем ехать назад. Но где

Словно смотришь в бинокль перевернутый — Все, что сзади осталось, уменьшено, На вокзале, метелью

Я, перебрав весь год, не вижу Того счастливого числа, Когда всего верней и ближе

Неправда, друг не умирает, Лишь рядом быть перестает. Он кров с тобой не разделяет,

Я пил за тебя под Одессой в землянке, В Констанце под черной румынской водой,

Был у майора Деева Товарищ — майор Петров, Дружили еще с гражданской, Еще с

Я помню двух девочек, город ночной… В ту зиму вы поздно спектакли кончали. Две

Вот здесь он шел. Окопов три ряда. Цепь волчьих ям с дубовою щетиной. Вот

Я, верно, был упрямей всех. Не слушал клеветы И не считал по пальцам тех,

Тот самый длинный день в году С его безоблачной погодой Нам выдал общую беду

Я знаю, ты бежал в бою И этим шкуру спас свою. Тебя назвать я

Тринадцать лет. Кино в Рязани, Тапер с жестокою душой, И на заштопанном экране Страданья

Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди,

«Дружба — дружбой, а служба — службой» — Поговорка-то золотая, Да бывает так, что

Я вас обязан известить, Что не дошло до адресата Письмо, что в ящик опустить

Если родилась красивой, Значит, будешь век счастливой. Бедная моя, судьбою горькой, Горем, смертью —

От Москвы до Бреста Нет такого места, Где бы не скитались мы в пыли.

В горах этой ночью прохладно. В разведке намаявшись днем, Он греет холодные руки Над

Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,

Когда на выжженном плато Лежал я под стеной огня, Я думал: слава богу, что

Когда со мной страданьем Поделятся друзья, Их лишним состраданьем Не обижаю я. Я их

В детстве быль мне бабка рассказала Об ожившей девушке в гробу, Как она металась

Майор привез мальчишку на лафете. Погибла мать. Сын не простился с ней. За десять

Здесь нет ни остролистника, ни тиса. Чужие камни и солончаки, Проржавленные солнцем кипарисы Как

Мне хочется назвать тебя женой За то, что так другие не назвали, Что в

По-разному анкеты На дружбу заполняют И на себя за это Потом пусть не пеняют.

Мы оба с тобою из племени, Где если дружить — так дружить, Где смело

Когда ты по свистку, по знаку, Встав на растоптанном снегу, Готовясь броситься в атаку,

На час запомнив имена,— Здесь память долгой не бывает,— Мужчины говорят: «Война…» — И

Опять мы отходим, товарищ, Опять проиграли мы бой, Кровавое солнце позора Заходит у нас

Над черным носом нашей субмарины * Взошла Венера — странная звезда. От женских ласк

Бывает иногда мужчина — Всех женщин безответный друг, Друг бескорыстный, беспричинный, На всякий случай,