Юлия Друнина

Стало зрение сердца Острее, Если сердце прошло Через ад… Дорогие, Миритесь быстрее- Не существенно,

Старая лента — обугленный лес. Юный Алейников, юный Бернес. Дочь говорит: «Примитив»! Может быть,

Куры, яблони, белые хаты — Старый Крым на деревню похож. Неужели он звался Солхатом

Есть особая грусть В этой древней земле — Там, где маки в пыли, Словно

Покрывается сердце инеем — Очень холодно в судный час… А у вас глаза как

Теперь не умирают от любви — насмешливая трезвая эпоха. Лишь падает гемоглобин в крови,

Побледнев, Стиснув зубы до хруста, От родного окопа Одна Ты должна оторваться, И бруствер

Ты разлюбишь меня… Если все-таки станется это, Повториться не сможет Наше первое смуглое лето

Ты — рядом, и все прекрасно: И дождь, и холодный ветер. Спасибо тебе, мой

Машенька, связистка, умирала На руках беспомощных моих. А в окопе пахло снегом талым, И

Догола здесь ветер горы вылизал, Подступает к морю невысокий кряж. До сих пор отстрелянными

Коктебель в декабре. Нет туристов, нет гидов, Нету дам, на жаре Разомлевших от видов.

Убивали молодость мою Из винтовки снайперской, В бою, При бомбежке И при артобстреле… Возвратилась

Чаек крикливых стая. Хмурый морской простор. Ветер, листву листая, Осень приносит с гор. Я

Над горою Клементьева Ветра тревожный рев. Рядом с легким планером Тяжелый орел плывет. Здесь

В семнадцать совсем уже были мы взрослые — Ведь нам подрастать на войне довелось…

«В шинельке, перешитой по фигуре, Она прошла сквозь фронтовые бури…» — Читаю и становится

Тот же двор. Та же дверь. Те же стены. Так же дети бегут гуртом,

В слепом неистовстве металла, Под артналетами, в бою Себя бессмертной я считала И в

Гладит голые плечи Суховей горячо. Ошалевший кузнечик Мне взлетел на плечо. Я боюсь шевельнуться,

Веет чем-то родным и древним От просторов моей земли. В снежном море плывут деревни,

Во все века, Всегда, везде и всюду Он повторяется, Жестокий сон, — Необъяснимый поцелуй

Все грущу о шинели, Вижу дымные сны, — Нет, меня не сумели Возвратить из

Все зачеркнуть. И все начать сначала, Как будто это первая весна. Весна, когда на

Я курила недолго, давно — на войне. (Мал кусочек той жизни, но дорог!) До

Я люблю тебя злого, в азарте работы, В дни, когда ты от грешного мира

Я музу бедную безбожно Все время дергаю: — Постой!— Так просто показаться «сложной», Так

Я не люблю Распутывать узлы. Я их рублю — Ведь боль Мгновенье длится. Терпения

Я не привыкла, Чтоб меня жалели, Я тем гордилась, что среди огня Мужчины в

Я не знала измены в любви, Я ее ощущала начало — Легкий крен, ненадежность

Я порою себя ощущаю связной Между теми, кто жив И кто отнят войной. И

Я принесла домой с фронтов России Веселое презрение к тряпью — Как норковую шубку,

Я родом не из детства — из войны. И потому, наверное, дороже, Чем ты,

Я столько раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит,

Я тоскую в Москве о многом: И о том, Что с тобою мы —

Я ушла из детства в грязную теплушку, В эшелон пехоты, в санитарный взвод. Дальние

За утратою — утрата, Гаснут сверстники мои. Бьет по нашему квадрату, Хоть давно прошли

Забытая тетрадь. Истертые листы… Увы, давно могу я не страшиться, Что вдруг случайно забредешь

Запах соли, запах йода. Неприступны и горды, Рифы каменные морды Выставляют из воды. И

До сих пор не совсем понимаю, Как же я, и худа, и мала, Сквозь

Ждала тебя. И верила. И знала: Мне нужно верить, чтобы пережить Бои, походы, вечную

Жизнь моя не катилась Величавой рекою — Ей всегда не хватало Тишины и покою.

Подснежники на склонах южных, Дымятся горы на заре… Когда такое снится — нужно Податься

Зима, зима нагрянет скоро, Все чаще плачут небеса. Пошли на приступ мухоморы — Горит

1 Мы легли у разбитой ели. Ждем, когда же начнет светлеть. Под шинелью вдвоем

Солнце. Скалы. Да кустарник рыжий. Выжженная, тощая трава… Что сказал ты? Наклонись поближе, Звон