Когда ты прожил три весны всего,
Мир ярок, словно птичье оперенье!
Но чем ты больше ищешь с ним общенья
Тем меньше допускают до нею.
И в шустрых пять, и в бойких восемь лет
Живешь, все те же тяготы меся:
«Да» слышишь редко, чаще слышишь — «Нет!»
Запрет на это и на то запрет,
Ну просто, в общем, ничего нельзя!
Нельзя в футбол под окнами гонять
И в дом со свалки принести щенка.
Нельзя сарай как крепость штурмовать
И кинуть с крыши бомбу из песка.
Ни засидеться с книгой допоздна,
Ни эскимо наесться до отвала.
Ни выпрыгнуть к ребятам из окна,
Ни в чьих-то кур пальнуть из самопала.
И думал я, лишаясь пистолетов:
«Ну, ничего, вот вырасту большой…
Что взрослым-то? Им, взрослым, хороню,
Живи себе и — никаких запретов!
Ребятам вечно пальцами грозя,
Ворчат, ворчат… Ах даже слушать тошно!
А вот себе не говорят — нельзя,
А вот себе-то все, что хочешь, можно!»
О детство, детство — розовый восход,
Где все вокруг бескомпромиссно просто!
Когда б я знал про нее запреты взрослым.
Я б задержался в детстве хоть па год!..
Как выяснилось, взрослым тоже нет
Покоя от инструкций и рецептов:
Почти на все приятное — запрет.
На все, что скучно —- никаких запретов!
Ну как непросто с теми же врачами,
С людьми, что, охраняя нас, норой
Стоят несокрушимою стеной
Меж радостями нашими и нами.
Нельзя полнеть, нельзя курить табак,
Тем более страстями увлекаться…
Конечно же и пить нельзя никак,
И даже к кружке пива прикасаться.
И вечно всеми карами грозя,
Они твердят нам: «Будьте осторожны!»
А вот себе не говорят — нельзя,
А вот себе-то все, что хочешь, можно!
Нет, в жизни взрослых не один запрет!
А в институте или где-то в главке
Забудь навек про доводы и справки,
Когда начальство отрезает:— Нет!
Однако же оно не давит силой:
— Никак нельзя. Я рад бы всей душой.
Но есть приказ, инструкция, мой милый,
Параграф вот такой-то и такой.
И требует, с улыбкою грозя,
Чтоб пункты выполнялись непреложно.
И лишь себе не говорит — нельзя,
И лишь себе нее очень даже можно!
Но суть не в том, что кто-то там, скользя.
Порой хитрит и что-то нарушает,
А речь идет о «можно» и «нельзя»,
Что нас почти с пеленок окружают.
Предвижу удивленье:— Как же так?!
Вы что ж, за беззакония на свете?
Не надо шуток. Хаос или мрак,—
Такого не предложат ни чудак,
Ни даже вовсе крохотные дети,
Ведь дело в том. что как порой ни сложно,
Но все-таки, товарищи-друзья,
Но слишком ли уж мало этих «можно»?
Не многовато ль всяческих «нельзя»?!
Не надо мне на это возражать.
Об этом «можно», кажется, сказать!