Пятая баллада

Среднее время чтения: 4 минут(ы)

Я слышал, особо ценится средь тех, кто бит и клеймен,

Пленник (и реже — пленница), что помнит много имен.

Блатные не любят грамотных, как большая асть страны,

Но этот зовется «Памятник», и оба смысла верны.

Среди зловонного мрака, завален чужой тоской,

Ночами под хрип барака он шепчет перечень свой:

Насильник, жалобщик, нытик, посаженный без вины,

Сектант, шпион, сифилитик, политик, герой войны,

Зарезал жену по пьяни, соседу сарай поджег,

Растлил племянницу в бане, дружка пришил за должок,

Пристрелен из автомата, сошел с ума по весне…

Так мир кидался когда-то с порога навстречу мне.

Вся роскошь воды и суши, как будто в последний раз,

Ломилась в глаза и уши: запомни и нас, и нас!

Как будто река, запруда, жасмин, левкой, резеда —

Все знали: вырвусь отсюда; не знали только, куда.

Меж небом, водой и сушей мы выстроим зыбкий рай,

Но только смотри и слушай, но только запоминай!

Я дерево в центре мира, я куст с последним листом,

Я инвалид из тира, я кот с облезлым хвостом,

А я — скрипучая койка в дому твоей дорогой,

А я — троллейбус такой-то, возивший тебя к другой,

А я, когда ты погибал однажды, устроил тебе ночлег —

И канул мимо, как канет каждый. Возьми и меня в ковчег!

А мы — тончайшие сущности, сущности, плоти мы лишены,

Мы резвиться сюда отпущены из сияющей вышины,

Мы летим в ветровом потоке, нас несет воздушный прибой,

Нас не видит даже стоокий, но знает о нас любой.

Но чем дольше я здесь ошиваюсь — не ведаю, для чего, —

Тем менее ошибаюсь насчет себя самого.

Вашей горестной вереницы я не спас от посмертной тьмы,

Я не вырвусь за те границы, в которых маемся мы.

Я не выйду за те пределы, каких досягает взгляд.

С веткой тиса или омелы голубь мой не летит назад.

Я не с теми, кто вносит правку в бесконечный реестр земной.

Вы плохую сделали ставку и умрете вместе со мной.

И ты, чужая квартира, и ты, ресторан «Восход»,

И ты, инвалид из тира, и ты, ободранный кот,

И вы, тончайшие сущности, сущности, слетавшие в нашу тьму,

Которые правил своих ослушались, открывшись мне одному.

Но когда бы я в самом деле посягал на пути планет

И не замер на том пределе, за который мне хода нет,

Но когда бы соблазн величья предпочел соблазну стыда,

— Кто бы вспомнил ваши обличья? Кто увидел бы вас тогда?

Вы не надобны ни пророку, ни водителю злой орды,

Что по Западу и Востоку метит кровью свои следы.

Вы мне отданы на поруки — не навек, не на год, на час.

Все великие близоруки. Только я и заметил вас.

Только тот тебя и заметит, кто с тобою вместе умрет —

И тебя, о мартовский ветер, и тебя, о мартовский кот,

И вас, тончайшие сущности, сущности, те, что парят, кружа,

Не выше дома, не выше, в сущности, десятого этажа,

То опускаются, то подпрыгивают, то в проводах поют,

То усмехаются, то подмигивают, то говорят «Салют!»

1997

Рейтинг
( Пока оценок нет )